Веришь — нет, а сто двадцать выжимал местами!
— Напра-асно, — протянул Беккер, приятно пораженный таким неравнодушием к своей участи со стороны друга.
— А я смотрю, ты ничего, — согласился с Беккером приятель, — даже ходишь сам.
А доктор сказал: постельный режим у тебя.
— Ну его к черту, — Валерий Павлович махнул рукой и расхохотался, хотя чуть позже серьезно добавил:
— По правде говоря, зацепило меня не слабо. Вся эта сторона, — Беккер провел себя по руке, — отнимается, а в голове будто кувшин чугунный стоит, и по нему кто-то молотком все шарах да шарах, шарах-шарах.
— Да-а, — протянул Олег Станиславович, заметно посерьезнев, — дело нешуточное. Кому это было надо? Ты что-нибудь уже предпринял?
Беккер принялся шаг за шагом расписывать все наши действия, естественно, приукрашивая и преувеличивая свою роль. Я слушала снисходительно и не вмешивалась. Слушал и Вьюнец, местами перебивая и давая советы, как лучше надо было бы поступить.
— Я даже не предполагаю, — сказал он, выслушав Беккера, — что это могло быть.
Ума не приложу… Но разобраться надо, конечно. Ты от работы как, отойти пока намерен?
— Нет, что ты! — тут же возразил Валерий Павлович.
Беккер-старший хотел было что-то сказать, но в дверях возник Виталька и громко объявил:
— Кофе!
Я первой подошла к маленькому столику на колесиках, который двигал впереди себя Виталька, и стала раздавать присутствующим чашечки с кофе. Валерий Павлович горделиво улыбнулся, приятно пораженный моим поведением.
— Тебе и на самом деле никакой доктор не нужен с таким телохранителем, — нагло заявил Вьюнец, вновь окидывая меня оценивающим взглядом.
— Да она всю медицину знает, — похвастался мною Беккер, явно преувеличивая уровень моих познаний в данной области. Тут я и напомнила ему:
— После кофе — медицинские процедуры.
Валерий Павлович собрался что-то возразить, но я опередила:
— Никаких «но»! Иначе вы не пойдете на поправку. Да и сами подумайте — сможете ли вы, больной, дальше бороться? Надолго ли вас хватит?
— Да, отец, — вмешался Виталька, — от этого не отлынивай. Мы все так за тебя переживаем…
— Ну ладно-ладно, — согласился Валерий Павлович и заговорил на другую тему.
Тема эта касалась малопонятных мне рабочих дел. Приятели стали обсуждать какую-то недавнюю сделку. Я поначалу прислушивалась к их разговору, что называется, внимала каждому слову, а потом, поняв, что содержание их беседы вряд ли может быть чем-то для меня полезным, задумалась о своем.
Я вспомнила тетю Милу, представила, что она может делать в этот момент, как обо мне переживает и так далее. Вспомнила наши с ней вечера и задушевные беседы, и на сердце сразу стало как-то тепло и уютно, будто дома побывала. В один из моментов я даже заулыбалась, представив, что тетя Мила может себе воображать о нас с Виталькой. Наверняка ведь думает, что я гораздо больше сейчас занята приближением к подаче заявления в ЗАГС, чем непосредственной своей работой. Я даже немного рассердилась на тетушку, потому что ее активная деятельность в «брачном» направлении иногда всерьез доставала меня, но потом решила, что так в данный момент лучше: тетя Мила меньше будет переживать за мою жизнь, представляя меня под крылышком возлюбленного.
Громкие голоса вернули меня к реальности. Я посмотрела на сидящих напротив Беккера и Вьюнца. Валерий Павлович, раскрасневшись, что-то пытался доказать своему другу. Он вытянул вперед руку, выставил вперед указательный палец и поучительно размахивал им перед носом Олега Станиславовича. Беккер выглядел смешно, поскольку из его рта в разные стороны летели слюни — настолько он усердствовал в утверждении своего мнения. На его же собеседника «убедительные» речи, судя по всему, нисколько не действовали. Олег Станиславович слушал с холодной усмешкой и, когда Беккер замолкал хотя бы на минуту, начинал взвешенно и спокойно доказывать ему обратное.
Я невольно насторожилась, поскольку внутреннее подсознательное чувство, выработанное за годы работы, подсказало, что клиенту угрожает опасность. Я пристальнее вгляделась в лицо Вьюнца: при внешнем спокойствии глаза его, холодные и жестокие, источали настоящий яд. Он явно чувствовал себя победителем в этом поединке с Беккером, однако агрессивность Валерия Павловича его все-таки злила. Казалось, Олег Станиславович вот-вот сорвется и вцепится своему собеседнику обеими руками в горло или хуже того — хладнокровно пристрелит его на месте.
«Ничего себе, друг семьи, — подумала я, — ни за что не пожелала бы иметь такого товарища. На горло наступит и не задумается!»
Между тем приятели продолжали ожесточенно спорить, и я, очнувшись от своего забытья, прекрасно уловила суть их разговора. Они всего-навсего спорили о том, в каком месте лучше провести следующую сделку с каким-то иногородним клиентом. Беккер утверждал, что следует снять какой-нибудь приличный ресторан, а Олег Станиславович настаивал, чтобы сделка прошла в привычной рабочей обстановке, то есть в административном здании предприятия.
Каждый из компаньонов находил веские аргументы для доказательства собственной правоты. Дошло даже до того, что Вьюнец назвал Беккера свиньей, мотивируя это напоминанием о том, как Валерий Павлович однажды при сделке такого типа в ресторане надрался до невменяемого состояния, чем полностью разрушил доверие к своей компании. К счастью, Беккер никак не прореагировал на брошенное в его адрес резкое словцо. Он только яростно продолжал настаивать на своем, говоря, что «эти люди» любят шик, любят гостеприимство и сделка в ресторане сделает их более сговорчивыми и открытыми.
Виталька, который отлучался в свою комнату, отреагировал на шум возвращением со словами:
— Папа! Дядя Олег! Что вы, в самом деле? Бросьте жребий, в конце концов!
Беккер-младший спускался по лестнице, смеясь. Похоже, никому, кроме меня, такое поведение гостя угрожающим и странным не казалось.
— Да что с вами в последнее время происходит! — воскликнул Виталька, встав между отцом и его товарищем.
«Ага, — подумала я, наматывая на ус сказанное Виталькой, — значит, такие взаимоотношения между приятелями были не всегда, и, вероятнее всего, они установились лишь недавно».
Между тем слова Беккера-младшего подействовали на друзей, как ушат холодной воды. Они вдруг прервали бурный поток слов, начинавший перерастать в реку взаимных оскорблений.
— На самом деле, Олег, — проведя рукой по лицу, заметил Валерий Павлович, — мы зашли слишком далеко.
— Вот это другое дело, — обрадовался Виталька. — А то такой сыр-бор устроили из-за пустяка!
— Я уступаю, — вздохнув, произнес Беккер, — пусть на этот раз будет по-твоему, Олег. Только в следующем споре уступишь ты, идет? — Валерий Павлович ухмыльнулся, надеясь шуткой нейтрализовать неприятное впечатление от столь бурной дискуссии.
