Глава одиннадцатая
Чуркин не сразу понял, что в его квартире кто-то побывал. Вернувшись с вещевого рынка в новых ботинках, он без сил опустился на пол и свернулся калачиком, разглядывая ползающего по обоям жука. В форточку стучала тополиная ветка, и Чуркин уснул под этот мерный стук. Ему снилась прозрачная скала. Он застыл в этой скале, как древний москит в куске янтаря, с приятным чувством, что делать ничего не надо, только беззвучно находиться на своем месте. Проснувшись в три часа ночи от неясной тревоги, Чуркин встал не сразу: немного полежал, размышляя о бесконечности космических пространств. Люди представлялись ему песчинками, высыпанными на Землю щедрой рукой безучастного творца. Чуркин не верил в бога, но любил подумать о нем, как о саркастическом создании, которому нравится наблюдать за страданиями разумных песчинок. В другое время Чуркин воображал бога мохнатым шаром, который катится по земле, пожирая человеческую плоть, как в кинофильме «Зубастики-2». Портсигар больно уткнулся в бедро, и Чуркин привстал на локтях, созерцая свои владения. Дед его был атеистом, и Чуркин тоже решил стать атеистом, хотя по большей части ему было всё равно, есть бог или нет. Он подумал о тревожной мысли, которая его разбудила: с чем она связана? Неужели с тем, что Чуркин так и не выбрал на рынке новую куртку? Вряд ли. Чуркин открыл холодильник и поморгал, привыкая к холодному белому свету. Банка с ягодами стояла на месте: на ее стеклянном боку остался отпечаток пальца. Чуркин сглотнул: он относился к банке бережно, потому что она каким-то образом была связана с запертой спальней, в которую он боялся заходить, и никаких отпечатков не оставлял — просто не мог оставить. Он кинулся к входной двери. Вспомнил: дверь была открыта, когда он вернулся. Тогда он не придал этому значения, как не придавал значения своей жизни; в сущности, размышлял Чуркин, и теперь нет никакой разницы. Он открыл сейф, в котором хранился незарегистрированный пистолет, оставшийся ему от отца. Вынул его; повертел в руках, размышляя, куда лучше приставить ствол — к виску или ко лбу, но так ничего и не надумал. Спрятал пистолет обратно в сейф. Прислонился спиной к стене и сполз на пол: неважно, побывал кто-то у него или нет. Теперь этот кошмар закончится. Чуркин ждал утра, потому что решил, что за ним придут именно утром. Солнце поднялось в обносках черных туч; никто за ним не пришел. Чуркин хотел почистить зубы, но вспомнил, что зубная паста засохла, потому что он забыл закрыть тюбик крышкой, а новой пасты он не купил; поэтому чистить зубы он не стал, а заодно не стал умываться, потому что не видел в этом смысла. Чуркин видел смысл приводить себя в порядок ради дорогих ему людей, а ради ментов, которые придут за ним, приводить себя в порядок не желал. Он кинул в рот пару ягод, стараясь не глядеть на отпечаток пальца, запил прокисшим молоком и сел на стул, повторяя про себя: сейчас я пойду на работу, сейчас я пойду, и уснул. Через минуту проснулся и пошел на работу. Он опоздал на полчаса, но начальник тоже опоздал, поэтому никто его не отчитал. Он ждал, когда откроется дверь в помещение и полицейский в фуражке заглянет внутрь и потребует Чуркина в коридор; но никто Чуркина не потребовал. После обеда заглянула Людочка. Она спросила, не видел ли он ее начальника, Меньшова. Чуркин ответил, что не видел. Чуть позже Меньшов сам позвонил Людочке и предупредил, что сегодня не придет, потому что заболел. Людочка расположилась у окна и застыла, не желая ничем заниматься. Она увидела сидящую на скамейке молодую девушку, которая читала книгу, спрятавшись от дождя под зонтом цвета шафрана. «Вот дура», — подумала Людочка. Затем она подумала, что сыну надо купить очки, потому что он совсем испортил глаза, сидя за компьютером. Она решила, что придет сегодня домой и выскажет мужу всё, что о нем думает: во-первых, он купил сыну компьютер, чтоб не проводить с мальчиком время; во-вторых, она несчастлива в браке. Поразмыслив, Людочка пришла к выводу, что после этих слов ничего не изменится: муж промолчит, сын промолчит, а она пойдет в «Оптику» и купит мальчику очки. Принесет домой, но сын не станет их носить, и очки проваляются в углу, покрываясь пылью, как вся ее жизнь. Она погладила живот: шрам отозвался застарелой болью. Когда-то она была веселой неунывающей девушкой, любила жизнь и людей, а потом ее чуть не прирезали из-за сумочки, в которой было три рубля и помада. В кабинет вошел системный администратор. Он спросил, где Меньшов. Людочка не ответила, и системный администратор вышел.
Девушку, которая читала на скамейке под дождем, звали Надя. Она была четверокурсницей с журфака. Из всех книг Надя предпочитала те, которые ей нравились. Поэтому она читала книги про любовь. Муж ее, учившийся на пятом курсе журфака, выступал за свободные отношения. Он изменял Наде, в чем открыто ей признавался, и настаивал, чтоб и Надя изменяла ему, утверждая, что это укрепит их брак. Надя вслух соглашалась с мнением мужа. Выкроив свободную минутку, она говорила ему, что идет к другому мужчине, а сама шла в парк читать книги. В этих книгах мужчина любил женщину, женщина любила мужчину, и никто никому не изменял. Надя была рада за героев книги и подумывала о самоубийстве. Однако она прочла в каком-то женском журнале, что самоубийство закрывает дорогу в рай. Нельзя сказать, что Надя верила в рай, но в ад верила точно. Однажды Надя спросила у мужа, почему он не сказал ей до свадьбы, что выступает за свободные отношения. Муж признался, что до свадьбы верил в моногамию, но Светочка с филфака поколебала его уверенность. Надя красочно описывала мужчин, с которыми у нее якобы была связь, надеясь вызвать в супруге ревность, но мужа ее рассказы только раззадоривали. Они ютились в общаге, в комнате с тонкими стенами, и соседи их часто подслушивали. Надя очень стеснялась, а муж, наоборот, не стеснялся. Поздно ночью он засыпал, раскинувшись на кровати. Рано утром Надя вставала, чтоб погладить ему брюки. Потом шла на пары. Затем в парк — читать. Вечером у нее болела голова. Муж относился к Надиной мигрени с пониманием и, чтоб не беспокоить ее, тихонечко уходил к любовнице. На нем были брюки, которые Надя погладила, и белая рубашка, которую Надя постирала. Надя перестала ходить в парк и на занятия, лежала в кровати и хандрила; муж решил сделать жене сюрприз и нашел ей любовника среди своих друзей, которые тоже выступали за свободные отношения. Надя устроила безобразный скандал. Мужу было стыдно перед другом; он так и сказал Наде. Надя не знала, что на это ответить, и поэтому ничего не ответила. Вскоре она возобновила походы в парк, но мужу об интрижках на стороне больше не рассказывала. Муж сначала сердился, а потом решил, что тут ничего не поделаешь, и в самом деле не стал ничего делать. С очередной любовницей у него не заладилось, и он проводил дни, играя в «Battlefield 2» по сети.
Надя чувствовала, как у нее в душе отмирает что-то важное. Ей ничего не нравилось, мир опостылел, а люди, которых она раньше считала друзьями, вызывали раздражение. Люди, видя такое к ним отношение, стали отдаляться от Нади. Вскоре Надя осталась совсем одна. Ее прекратили звать в гости; а на свингерские вечеринки, которые устраивали друзья мужа, она не желала ходить сама. По вечерам она гуляла по улицам со своим любимым зонтом шафранного цвета. В городе появился особо опасный маньяк, и Надя почти желала, чтоб он убил ее, но он убивал только маленьких девочек. Со временем Надя устала бродить по холодным улицам. Она проводила вечера в кафе за чашечкой капучино. Иногда ей хотелось, чтоб кто-нибудь подсел к ней, а иногда не хотелось. В любом случае к ней никто не подсаживался. В синих окнах краснели огни большого города. Шумные компании оглашали зал громким смехом. В кафе царило коллективное веселье. Надя тихо сидела перед чашечкой, в которой медленно остывала светло-коричневая жидкость. Однажды рядом с ее столиком остановился небритый мужчина. Надя сначала подумала, что мешает ему пройти, и подвинулась вместе со стулом, освобождая проход. Но мужчина продолжал стоять. Надя посмотрела ему в лицо и испугалась, но не за себя, а за него. Мужчина весь трясся, моргал и шевелил серыми как пепел губами. Его худое тело облепил мокрый костюм — хоть выжимай, — под ботинки натекла большая лужа дождевой воды. Он был сильно пьян, но Надя не почувствовала угрозы; только жалость. Она подскочила.
