Держа план в руках, Белка вышла из кинозала и прислушалась. В доме было тихо, а единственный звук, который сопровождал ее, был звуком зажигающихся плафонов – срабатывали датчики движения.
– Шило! – позвала она. – Ростик!
Ответа не последовало.
– Маш! Миккель! Куда вы запропастились?
На секунду Белке стало не по себе. Остаться в кинозале – не самая лучшая идея, куда разумнее было отправиться с Маш. Дом уже преподнес ей один неприятный сюрприз, не стоит об этом забывать.
Так, периодически выкрикивая имена и меняя их в произвольном порядке, Белка добрела до бильярдной и наконец обнаружила то, что тщательно искал Шило: крошечную, размером с две сигаретные пачки, видеокамеру. Она была закреплена под потолком, над аркой, отделяющей часть коридора, куда выходили двери буфетной. Камера работала (об этом можно было судить по зеленому огоньку) – следовательно, где-то в доме есть место, куда стекается вся информация. Учитывая начинку дома и его масштабы, можно подумать и о целой аппаратной!
Несколько секунд Белка, как завороженная, смотрела на зеленый глазок, а потом вдруг подняла руку, помахала в воздухе пальцами и улыбнулась:
– Сережа! Привет, Сережа! Это я, Белка.
Глупо ожидать ответа от куска металла, но ей надо заявить о себе. Вдруг Сережа сидит где-то там, в овальной комнате, и пристально разглядывает свою маленькую подружку из прошлого? Не находя в ней никакого сходства с той девочкой, которая читала «Идиота» и всё расспрашивала о Корабле-Спасителе. Или – находя?…
Зеленый глазок камеры бестрепетен.
Он не пугает Белку, наоборот – дает возможность помечтать. Представить себя героиней фильма, романтической комедии или мелодрамы с хорошим концом. По воле сценаристов героиня одинока, во всяком случае – чувствует себя одинокой и неприкаянной. Вот она приходит домой, где ее никто не ждет, и включает свет. И – оп-ля! – отовсюду сыплются люди в смешных разноцветных колпаках, с бумажными свистульками, с шарами и плакатом «С днем рождения!». Вечер тут же превращается в вечеринку, все пьют вино, едят закуски руками, развлекают Белку и сами себя, ходят курить на лестницу, травят анекдоты, играют в ассоциации – в общем, ведут себя, как дети.
Они и есть дети.
Шилу пошел бы колпак, и Ростику пошел, и Тате, а вот Маш выглядит в колпаке нелепо. Она избавилась бы от дурацкой вещицы первой и первой начала бы курить в доме, используя вместо пепельницы банку из-под оливок. Маш всегда делает то, что хочет, никакие законы ей не указ. Но Белка согласна терпеть и Маш с ее вечной строптивостью, – жаль только, что она не героиня романтической комедии или мелодрамы с хорошим концом. И день рождения у нее не сегодня. Но это не отменяет МашМиша, Ростика и Шила.
Нужно немедленно их найти.
Где искать потрепанный жизнью истребитель она примерно знает: в винном погребе. А потом, воссоединившись с МашМишем, имеет смысл подумать о примирении двух архангельских братьев. И все в конечном счете сложится хорошо.
…В винном погребе МашМиша не оказалось. Потоптавшись среди бутылок и бочонков около минуты и так и не обнаружив следов пребывания брата и сестры, Белка вышла в меблированную гостиную. И тут же вспомнила, что оставила дождевик и ботинки в прихожей. Странно, что МашМиш не заметили ее вещей и пребывали в уверенности, что они – одни в доме. И Шило с Ростиком – они были в обуви, в отличие от Белки. И просто обязаны были наследить – ведь на улице не утихал дождь, а они пришли с дождя. Как и МашМиш, которые заявились позже.
Здесь должно быть полно следов!
Белка прошлась по прихожей, но никаких следов не обнаружила: полы были девственно чисты. И бледно-лиловая дорожка с длинным ворсом не тронута. И все вещи стояли на своих местах – комод, китайская напольная ваза, вазы поменьше – с букетами не потерявшей своей свежести маттиолы. Никуда не делись салфетки, зеркало, картина с парусником. Не было лишь Белкиных вещей – ботинок и дождевика. Этот факт удивил и расстроил ее, но сдаваться так просто Белка не собиралась. Она даже осмотрела внутренности комода, благо он оказался не заперт на ключ, – пусто!
Нет не то что ботинок и дождевика, – ни единой пылинки, ни единой булавки. А ведь это неправильно, в любом доме подобные предметы мебели заполнены всякой дребеденью: журналами, старыми газетами, мелочью из карманов, ложками для обуви, солнцезащитными очками. Кучей сувенирных брелоков, купленных во время поездок по миру: ты прекрасно знаешь, что они не пригодятся и никогда не будут использованы по назначению, – и все равно покупаешь, покупаешь…
Неправильный комод. Неправильный дом.
Белке стало неуютно, а в глубине души снова возник страх – сродни тому, что она испытала в комнате-ловушке.
– Шило, Ростик! Хватит дурить! Выходите!
Интересно, чего добиваются эти негодяи? Все вместе и каждый по отдельности? Чего хотят от нее злые дети? Ведь Белка вполне официально заявила, что отказывается от наследства и сматывает удочки. Не далее как завтра утром.
– Маш! Миккель! Как хотите, а я ухожу.
Да, именно так она и поступит. Уйдет сейчас же. Уйдет в одних носках и плевать на чертовы ботинки, да! Правда, ей предстоит не слишком приятный забег по ноябрьской ночи, но это лучше, чем оставаться в этом негостеприимном доме.
Доме-лжеце.
Доме, который пообещал ей Сережу и так и не выполнил обещание.
Исполненная решимости, Белка подошла ко входной двери, провернула замок и нажала на ручку. Никакого результата – дверь даже не подумала поддаться! Холодея от неприятного предчувствия, она осмотрела дверное полотно: так и есть – второй замок. Не английский, которым воспользовалась Белка, чтобы попасть на виллу, – самый обычный, врезанный в дверь. Вот и замочная скважина, она расположена гораздо ниже, на уровне пояса. Не хватает самой малости – ключа.
Она сделала пару глубоких вдохов и шумных выдохов: главное – не впадать в панику, всему есть свое рациональное объяснение. Дверь могла закрыть Маш, у нее тоже есть ключи. Правда, не совсем понятно, зачем она возилась с ключом, когда дверь можно было попросту захлопнуть, английский замок это позволяет.
В крайнем случае, Белка может воспользоваться окном, которое по совместительству является еще и импровизированной балконной дверью: ведь окна, которые она видела в гостиной, – большие и широкие, в пол. Элегантный выход из ситуации найден, волноваться не о чем; благо, это первый этаж, а не пентхаус на верхотуре какого-нибудь гонконгского небоскреба.
Прежде чем покинуть прихожую, Белка еще раз подергала дверь (без всякой, впрочем, надежды, что та распахнется); пробежалась пальцами по панели домофона (без всякого, впрочем, результата). И лишь теперь услышала странный, очень тихий звук, похожий на жужжание. Он то прерывался, то возникал вновь, вызывая сосущую пустоту под ложечкой. Белка определила, откуда идет звук, за секунду до того, как он затих окончательно. А определив, содрогнулась. Прихожая поплыла у нее перед глазами, а вместе с прихожей закачалась напольная ваза и вазы поменьше, с букетами маттиолы. Там, среди безобидных, растрепанных соцветий, торчали зеленовато-красные полукружья венериной мухоловки, похожие на сомкнутые челюсти. Над венериной мухоловкой возвышалась росянка, еще одно насекомоядное растение. Странно, что Белка не заметила их раньше, – зато теперь они так и лезли в глаза. Они да еще непентес, чье вытянутое кожистое тело отдаленно напоминало рождественский носок. В глубине носка уже был сложен подарок для самых маленьких, самых нетерпеливых, самых любимых: насекомое. Его беспомощный силуэт просвечивал сквозь восковые стенки растения.
