Все это очень занимательно. Да.
Но дневник! Дневник существует, и это – последняя Белкина надежда. Она сама положила его в сумку. И напрочь забыла о ней, когда в панике выбегала из комнаты.
Белка повертела головой, и тотчас же обнаружила пропажу. Сумка стояла на полу, раздувшись от положенных в нее трофеев. Слава богу, все на месте.
– Я кое-что нашла здесь.
– Еще один труп? – Шило криво усмехнулся.
– Прошу тебя…
– Уже заткнулся.
– Ты знаешь, кто такая Инга Кирсанова?
– Э-э…
– Никогда не слышал это имя? Ты ведь тоже Кирсанов.
– И ты. Что из того? Наверняка какая-нибудь дальняя родственница.
– Не такая уж дальняя. Думаю, это наша с тобой тетя.
– Повторяю вопрос: что из того? Хоть бы и тетя… Тетя тоже претендует на наследство?
– Не думаю.
– Тогда черт с ней.
– Неужели тебя никогда не интересовала история семьи?
Шило медленно приблизился к Белке, и она, в который уже раз, подивилась смене его настроений. Даже известие о возможном убийстве не задело его так сильно, как вполне невинный вопрос о родственниках. До сих пор Шило позволял себе лишь снисходительные комментарии, но теперь он явно злился и даже не пытался этого скрыть.
– Дерьма мне вполне хватает и на службе, – бросил он. – А копаться в нем еще и в частной жизни я не намерен. Извини.
– Дерьма? – изумилась Белка.
– Возможно, я неточно выразился. Не дерьма. Но странностей предостаточно.
– Так почему бы в них не разобраться?
– Зачем?
– Просто… Чтобы понять – кто мы.
– Не поздновато спохватилась, сестренка? – Шило ухватил Белку за локоть и с силой сжал его. – Что бы ни было… там, в прошлом… ничего уже не изменить.
– Но ты ведь сам хотел понять, что произошло тем летом.
– Это чисто профессиональный интерес. Не более.
Кажется, в Лёкиной мастерской он говорил совсем другое. Но Белка не помнит – что именно. Комната-склеп действует на нее удручающе, ей бы хотелось поскорее выбраться отсюда. Забыть обо всем, что она видела, оставшись здесь одна взаперти. И история с телом… Должно быть, Шило прав: это всего лишь дурацкий розыгрыш. Ничем другим объяснить исчезновение тела из сундука невозможно, ведь Белка явственно видела его! Лучше принять такой – довольно зыбкий – вариант, чем объявить себя сумасшедшей.
Она не сумасшедшая, нет!
Белка судорожно роется в памяти, стараясь извлечь из нее хоть какой-то намек на собственное душевное нездоровье. Но ничего не находит. Она часто думала о смерти Лазаря, и об исчезновении Асты, и о необъяснимом роке, нависшем над их Большой Семьей, но это вело всего лишь к депрессии, не больше. Еще чаще Белка думала о Сереже, и депрессию вызывало его упорное нежелание общаться с ней. Никаких сильнодействующих психотропных препаратов она не принимала, исключение составляет лишь нитразепам – снотворное. Нитразепам появляется на горизонте сразу после периодически повторяющегося сна о коврах и шахматных фигурах. В течение нескольких дней Белка (а точнее – взрослая женщина Полина) не в состоянии заснуть из-за повышенной тревожности. Лекарство сглаживает острые углы, и все возвращается на круги своя, в привычный для внутреннего зрения пейзаж. Отличительная особенность этого пейзажа – в нем почти не бывает солнца, оно вечно скрыто: за облаками, за пеленой дождя, за предрассветной дымкой. Всю жизнь она прожила в ожидании рассвета: скорого, яростного, играющего самыми яркими и необычными красками. Такие краски она видела лишь однажды – в то трагическое лето, до краев наполненное Сережей.
Пора отказаться от мечты о несбыточном и начать жить, старушка!
– …Пойдем отсюда.
– Пойдем, – легко согласился Шило.
– Вернемся домой.
– Э-э… А поискать мелких киношных негодяев ты не хочешь?
– Где же их искать?
– Они наверняка где-то в доме.
– Это не наш дом.
– Час назад ты об этом не думала. Когда забралась сюда.
Белка внимательно посмотрела на Шило. Старый свитер с катышками на рукавах, приспущенная петля на плече. Дешевые джинсы, дешевые стоптанные ботинки. А где-то там, под свитером, под кожей, если хорошенько ее поскрести, обязательно сыщется матросский «рябчик» – неизменный прикид восьмилетнего мальчика Генки, который непременно должен сунуть свой нос в любую дыру. А здесь не дыра – самая настоящая пещера с сокровищами из сказки про Али-Бабу и сорок разбойников. Шило и сам похож сейчас на лихого разбойника: ноздри раздуты, глаза сверкают, губы раздвинуты в рассеянной улыбке. Смена настроений в нем воистину поражает!
– Ну что? – нетерпеливо спросил Шило.
– Не знаю… Не очень-то мне нравится это место.
– Да брось ты! Найдем злодеев и зададим им хорошую взбучку.
– Я бы хотела убраться отсюда. И вообще – убраться к чертовой матери.
– То-то они порадуются. Изгнали еще одного претендента на наследство. Не мытьем, так катаньем.
– Плевать.
– Как знаешь. Но ведь на ночь глядя ты не двинешься?
– Уеду утром.
Белка обижена. Раздосадована. Прежде всего на себя, что оказалась такой легковерной идиоткой. Взяла и поверила, что свидание ей назначил Сережа. Единственное, что хоть как-то сластит горькую пилюлю: автор жестокой шутки – не он. Кто – не суть важно. Главное – это не он.
– Решила окончательно? – зачем-то переспросил Шило.
– Да.
– Утром провожу тебя до трассы, если ты не против.
– Хорошо.
– Жаль, конечно, что ты уезжаешь. Я уже успел привыкнуть к тебе.
– Ты всегда можешь приехать в Питер. Если захочешь.
– Угу. Обязательно воспользуюсь твоим предложением.
– Приезжай с девушкой.
– Не понял?
Шило больше не выглядел разбойником, скорее – Али-Бабой, застигнутым врасплох подлинными хозяевами сим-сима.
– Со своей девушкой, – уточнила Белка. – Моей большой поклонницей, как ты выразился. Или ты соврал?
– Про девушку?
– Про то, что она – моя большая поклонница.
– Нет. Все так и есть.
– Тогда вдвоем и приезжайте. Как ее зовут, кстати?
Это был очень простой вопрос, заданный из вежливости. А еще из-за того, что Белка чувствовала необъяснимую симпатию к своему новоявленному братцу, прикатившему к морю прямиком из сумрачных северных лесов. А может, не такие уж они и сумрачные?
– Далась тебе моя девушка…
