И Николас дал только факты. Поразительно, каким простым и
коротким получился рассказ, изложенный без описания собственных эмоций:
ассистент привел на хвосте бандитов, они хотели ассистента убить, поэтому
пришлось одного бандита застрелить, а от остальных убежать. Только и всего? А
когда шел по мертвому лесу, чувствовал себя по меньшей мере героем
шекспировской трагедии.
Но оперуполномоченному рассказанная история, похоже, не
показалась тривиальной.
— Дерьмам делам, — озабоченно сказал он. — В тюрягу тебе,
Коля, нельзя. Запросто сыщется какой-нибудь паскуда в погонах, кто человека за
бабки на смерть сдаст. И возьмет-то недорого. За своего бандосы тебя точно
порешат, я их повадки знаю. Хоть в Австралию умотай — всё равно достанут. Так
что теперь на тебе два смертных приговора. Ты делаешь карьеру.
Авторитетное мнение эксперта избавило Нику от иллюзий по
поводу налаживающейся жизни.
— Что ты мне посоветуешь, Сергей? — спросил специалист по
советам, голос у него изменнически задрожал.
Ответить капитан не успел.
Покинутый хозяйкой джип вдруг включил огни: и дальний свет,
и противотуманный прожектор на крыше. От ярких лучей, направленных прямо в
лицо, Николас ослеп.
Отвернулся, но сзади тоже горели фары — там, метрах в
десяти, тоже стоял джип.
— Браво, капитан! — крикнули не спереди и не сзади, а
откуда-то слева, из темноты. — Обеспечил товар в лучшем виде!
Фандорин узнал голос — тот самый вежливый бандит, который у
них за главного. Но не это потрясло магистра больше всего, а чудовищное
предательство МУРовца. Как убедительно врал, каким рубахой-парнем прикидывался!
— Выходим, господа! — продолжил веселый голос. — Нас ждут
великие дела!
Волков свистяще выругался, ударил кулаком по рулю.
— Суки! Маяк прицепили! Как лоха последнего…
Кажется, оперуполномоченный в подлости был неповинен, и,
хотя это мало что меняло в нынешней ситуации, Фандорин почему-то испытал
неимоверное облегчение. — Я выйду, ты оставайся, — сказал он, кладя капитану руку
на запястье. — Ты тут ни при чем. Спасибо, что хотел помочь.
Взялся за ручку двери, но Волков больно двинул его локтем в
плечо.
— Сиди, телебашня долбаная! Что тебе Серега Волков —
мальчик-колокольчик? Щас, щас…
Капитан быстро закрутил головой — влево, назад, снова влево,
вперед.
— Не, не вырулю, зажмут. Тогда так. Внизу что-то щелкнуло.
Николас опустил взгляд и увидел зажатый в руке милиционера пистолет.
— Не писаем в штаны, Коля. У меня кандидатский по стрельбе,
прорвемся. Щас сажаю переднему по фарам, и ты сразу сигай вправо, а я влево.
Чеши через кусты, не оглядывайся. Бог, он знает, кому пора, а кому еще нет.
Фандорин хотел возразить против этого самоубийственного
плана, но отчаянный капитан уже вскинул руку с пистолетом и нажал на спуск.
Прожектор на крыше переднего джипа лопнул.
Выстрел был всего один, но дырок в лобовом стекле почему-то
образовалось две. Волков энергично ударил затылком о подголовник и остался
сидеть в этой позе, руку же с пистолетом опустил. Оглохший Ника увидел, как
губы капитана надулись, словно он собирался прыснуть со смеху, но изо рта
вырвался не смешок, а бульканье, и на подбородок милиционера потекла черная
жидкость, в которой поблескивали осколки зубов.
Так и не поняв, что за беда стряслась с Сергеем, магистр
дернул ручку дверцы, выкатился на землю и, бешено орудуя локтями, дополз до
придорожных кустов. Там вскочил и, не разбирая дороги, понесся в темноту.
— Живьем! — крикнул кто-то сзади.
Голос был высокий, тонкий, будто кричал подросток.
Николас ударился голенью о какой-то ящик, но даже не
почувствовал боли.
В голове пронеслось: хорошо, что я в черной куртке, в белой
рубашке было бы видно издалека.
Сзади доносился топот. Непонятно, сколько было
преследователей, но не один и не два — это уж точно. Взревел мотор, потом
второй.
Длинные ноги, обутые в мягкие тапочки, беззвучно касались
земли. Ника повернул в щель между складами, с разбегу прыгнул на забор,
подтянулся (и откуда взялось столько сил?), приземлился по ту сторону.
Рельсы, в стороне огни станции.
По дальнему пути, тяжело погромыхивая, катился грузовой
состав.
Фандорин подбежал, некоторое время огромными скачками несся
рядом, потом, улучив момент, вцепился в поручень тормозной площадки последнего
вагона и повис. Ноги поджал, чтобы не волочились по земле. Поставил на
ступеньку одно колено, второе. Оглянулся.
Сзади на путях метались какие-то тени, туда-сюда ерзали лучи
фонарей.
Видели или нет?
В любом случае, чем дальше от Лепешкина он отъедет, тем
лучше.
Николас потер ушибленную голень и сел на металлический пол.
Наплевать, что пыльно, грязно, перепачкано мазутом или еще какой-то пахучей
дрянью.
Откинуться на спину, перевести дух.
Он попробовал вытянуться на узкой площадке поудобнее и вдруг
ткнулся головой во что-то мягкое. Вернее в кого-то.
Подавившись воплем, повернулся.
На противоположном конце площадки, съежившись, сидел
закутанный в тряпки человек. Пронесшийся мимо фонарь на миг выхватил из темноты
блестящие глаза, кустистую бороденку, драную кроличью шапку.
— Ну, вы, гражданин начальник, отчаянный, — сказал человек.
— А какой прыгучий, я прямо восхищаюсь. Это вы из-за меня своей драгоценной
жизнью рисковали? Чтоб меня в отделение доставить?
— Вы кто? — пробормотал Фандорин, испугавшись, что от всех
потрясений у него начались галлюцинации.
— Миша, путешественник. Живу между небом и землей. На
зимовку вот собрался, в Новгородскую губернию. Если вы меня, конечно, с поезда
не ссодите.
Николас понемногу приноравливался к дерганому
железнодорожному освещению, от которого все предметы то вспыхивали, то
погружались во мрак, и теперь мог разглядеть своего нежданного спутника
получше.
Неопределенного возраста, одет в замызганную синтетическую
куртку, на плечи накинута не то скатерть, не то занавеска. Одним словом, бомж.
— Я не милиционер, — успокоил бродягу магистр. — Куртка не
моя. Одолжил, чтобы согреться.
