Идя по темному переулку к горящему разноцветными огнями
клубу, Фандорин вдруг испытал давно забытое волшебное чувство: предвкушение
радости и праздника — как во времена студенческой юности, когда шел с подружкой
потанцевать или потереться локтями в тесной, насквозь прокуренной забегаловке.
И пускай это было не Сохо, а Дмитровка, пускай рядом стучала каблучками не
настоящая девушка, а не поддающееся ясной дефиниции существо, всё равно
ощущение было такое, словно с плеч разом слетело двадцать лет, и походка от
этого сделалась пружинящей, голова звонкой, а легкие наполнились веселящим
газом.
«Фьюжн», оказывается, подразумевал полную терпимость и
братство (а может быть, сестринство) всех сексуальных ориентации. В клубе
«Холестерин» приветствовали всех.
Для начала Валя устроила своему кавалеру небольшую экскурсию
по залам.
— Здесь гоняют лайв, — орала она на ухо Николасу в темном,
битком набитом зальчике, где выступала хард-рок-группа. — Сегодня жуткий
дренаж, просто анкруайаблъ. Это «Зачем?».
— Что «зачем»? — не понял Фандорин.
— Команда так называется: «Зачем?». Если полностью — «Зачем арапа
своего младая любит Дездемона?» У них солист — блэк из Буркина-Фасо. Сейчас не
видно, они все в черный цвет покрасились.
— Зачем?
— Да, ник дебильный, — кивнула Валя, в свою очередь не поняв
вопроса. — Давайте жать на экзит, пока не стошнило.
В другой комнате, где перед сценой стояли ряды стульев,
наоборот, горел яркий свет. Публика почти сплошь состояла из мужчин, а на
подиуме у микрофона подбоченилась плечистая размалеванная мадам. При более
внимательном рассмотрении мадам оказалась мужчиной в пышном женском платье и
рыжем парике.
— Трансвести-шоу, — объяснила Валя, снисходительно
разглядывая эту карикатуру на прекрасную половину человечества. — Лола,
конферансье. Он кул. Поглядим?
Господин Лола послал публике воздушный поцелуй и визгливым голосом
объявил:
— Куклы мои, как я рада всех вас видеть на нашем
междусобойчике! Вы все такие желанные, такие эротичные, я чудовищно
возбуждаюсь, прямо вся обтекаю!
С этими словами он сдернул парик, и стало видно, что по
абсолютно лысому черепу стекают ручейки пота.
Все засмеялись, зааплодировали, а Лола подмигнул
двухметровому Фандорину, сложил толстые губы бантиком и подвигал ими
вверх-вниз.
— Обожаю длинных мужчин. Особенно если у них правильно
соблюдены все пропорции.
Снова смех и аплодисменты. Николас ощутил на себе множество
любопытствующих взглядов и поневоле ссутулился. Валя успокаивающе взяла его под
руку, и на сей раз он не отодвинулся — так было как-то спокойней: со стороны
посмотреть — обычная гетеросексуальная пара.
Лола попудрил сизый нос и торжественно объявил:
— А сейчас, целки мои, перед вами выступит божественная
Чики-Чики-сан, звезда японского стриптиза.
Заиграла подвывающая восточная музыка, и на эстраду, мелко
семеня, выбежала хорошенькая раскосая девушка в белом кимоно. Она грациозно
закружилась, обмахиваясь веером. Уронила с плеч белое кимоно, под ним оказалось
алое. Танцовщица раздвинула полы, выставила вперед стройную голую ногу. Зал восторженно
засвистел, заулюлюкал.
— Пойдем отсюда, — потянула Фандорина за рукав Валя. —
Никакая это не японка, а один шитхед из Улан-Удэ. И чего их всех от него прёт?
— Ревнуешь? — засмеялся Николас, протискиваясь к выходу. —
Выступила бы сама. Валя фыркнула:
— Буду я танцен-шманцен перед всякими педерастами.
Но видно было, что успех псевдояпонки задевает ее за живое.
В третьем зале, самом большом из всех, располагались
ресторан и, в дальнем углу, дансинг, откуда доносилась однообразная музыка,
несколько напоминающая скрежет дворников по сухому стеклу.
— Супер! — прижала руки к груди Валя. — Вот это музон, вот
это драйв! Как вставляет! Пройдет двести лет, и про нас скажут: лаки бэстардз,
они были современниками великого ди-джея Кавалера Глюка.
— Разве эта музыка имеет что-то общее с Глюком?
Фандорин напрягся, вслушиваясь, но никакого сходства не
обнаружил.
— А то нет? — полуприкрыла затуманенные глаза Валя. — Я
сейчас, у меня колл оф нейча.
Отлучилась в туалет — на каких-нибудь две минуты, но когда
вернулась, ее было не узнать: в расширенных зрачках посверкивали шальные
искорки, рот расползался в блаженной улыбке, а всё тело так и вибрировало в
такт музыке.
— Шеф, аванти! Оторвемся в астрал! — Она схватила Николаса
за руку и потащила к танцплощадке. — Не то сейчас сдохну! Там гром, а я молния!
Успела глотнуть или нюхнуть какой-то дряни, догадался
Фандорин. То ли экстази, то ли кокаина. А может, и «молнии» — кажется, есть
такое зелье. Он знал по опыту, что сейчас вправлять Вале мозги — пустое
занятие. И все же не сдержался. Сердито сказал:
— Пойди, пойди, растрясись. А когда из тебя дурь выйдет,
потолкуем всерьез.
Но Вале сейчас всё было нипочем. Видимо, уже оторвавшись от
земной поверхности, она крикнула бредовую фразу:
— Фитилек-то прикрути, коптит!
И, пританцовывая, двинулась в направлении дансинга.
Ника остался один.
Тянул через соломинку слабоалкогольный коктейль
«текила-санрайз», неспешно разглядывал беззаботных обитателей третьего
тысячелетия христианской эры и размышлял о том, как изменились Москва и
москвичи с тех пор, как он впервые приехал в этот город. Всего-то шесть лет
прошло, а город не узнать. Вне всякого сомнения Москва — существо женского
пола. У нее ослаблено чувство времени, поэтому в отличие от городов-мужчин она
равнодушна к прошлому и живет исключительно настоящим. Вчерашние герои и
вчерашние памятники для нее мало что значат — Москва без сожаления расстается с
ними, у нее короткая память и несентиментальное сердце. Это у мужчины
сердцебиение и слезы умиления на глазах, когда он встречает возлюбленную
прежних лет. Женщине, во всяком случае большинству из них, такая встреча
неинтересна и даже неприятна, поскольку никак не связана с ее нынешними
проблемами и сегодняшней жизнью. Вот и Москва точь-в-точь такая же, обижаться
на нее за это бессмысленно. Как поется в одной хорошей песне, она как вода,
принимающая форму сосуда, в котором находится.
