Диспозиция у Митридата Карпова была такая: его определили
ползать по полу, где специально разложили цветные кубики и расставили
деревянных солдат. Спасибо, конечно, за внимание, но все же взрослые невыносимо
тупы. Какие кубики, какие солдатики, если они вчера уже видели, что разумом он
ни в чем им не уступает?
Однако если б Мите вместо младенческих забав даже
приготовили более увлекательную игрушку — хотя бы те же логарифмические таблицы
— ему нынче все равно было не до развлечений. К деревяшкам он и не прикоснулся,
всё не мог отвести глаз от некоего хрустального флакона, стоявшего подле
государыни. Тот самый иль не тот? Подменил Пикин или не сумел?
По случаю постного дня на столе были только рыба и фрукты,
да и то всю рыбу съел один Козопуло, прочие к еде почти не притрагивались.
Наверно, знают, что тут не разъешься, и заранее поужинали, сообразил Митя. Пили
же по-разному, и для всякого было заготовлено свое питье: перед царицей кроме
флакона был еще графин со смородиновым морсом, Фаворит пил вино, адмирал —
английский пунш гаф-энд-гаф, великий князь довольствовался чаем, старухи
потягивали наливку, Маслов и итальянец сидели так.
Два раза рука Екатерины тянулась к роковой склянке, и Митя
коченел от ужаса, но в последний момент предпочтение отдавалось морсу.
Как, как рассказать ей про смертельную опасность?
Весь день Митю продержали в Фаворитовых покоях. Дел никаких
не было, но и не сбежишь — у дверей крепкая охрана, без особого позволения не
выпустит. Он думал, вечером расскажет, когда в Брильянтовую комнату поведут, но
повел его не кто иной, как самый главный злоумышленник Еремей Метастазио. Митя
так его боялся, что аж жмурился. Итальянец спрашивал про какую-то безделицу, а
он и ответить толком не смог.
И за ужином секретарь нет-нет, да и поглядывал на Митридата,
вроде бы рассеянно, но внутри от этих черных глаз всё так и леденело.
Оказывается, не выдумки это, про черный глаз-то. У кого душа черная, у того и
взгляд такой же.
— А все же выпью настоечки, — сказала решительно государыня.
— Хоть и пятница, да грех небольшой. Опять же церковь не воспрещает, если для
здоровья польза. Ведь ваша настоечка полезная, Константин Христофорович?
Полюбила я ее, всю внутренность она мне согревает.
— Осень полезная, васе велисество! — немедленно заверил
грек. — И благословлена митрополитом. Покази-ка язык, матуська. Если розовый —
пей смело.
Семирамида высунула язык, и все с интересом на него
воззрились, а Митя даже на цыпочки привстал. Язык, к сожалению, был хоть и
шершаво-крупитчатый, но совершенно розовый. Беды, похоже, было не избегнуть.
— Мозьно. Бокальсик, дазе два, — разрешил Козопуло и тут же
налил настойки.
Митю будто толкнула некая сила. Он с криком бросился к столу
и толкнул ее величество в локоть. Бокал полетел на пол, обрызгав царицыно
гродетуровое платье.
— Ax! — вскричала Екатерина, а начальник Секретной
экспедиции с неожиданным проворством прыгнул со своей табуреточки к Мите и
крепко схватил его за ворот. Императрица ужас как рассердилась.
— Маленький дикарь! Сердце так и зашлось. Вон его отсюда,
Прохор Иванович!
Маслов потащил нарушителя чинности за ухо к двери. Было
больно и обидно, Митя хотел крикнуть про отраву, но в этот самый миг встретился
глазами с господином Метастазио. Ух как жуток был этот яростный, изничтожающий
взгляд! А потом секретарь посмотрел ниже и судорожно дернул шейный платок,
будто не мог вздохнуть. Увидел, понял Митя. Туфлю без пряжки увидел. Догадался…
Кое-как досеменил до двери, влекомый масловской рукой,
беспощадной терзательницей уха. Вдруг раздался отчаянный вопль государыни, и
железные пальцы Маслова разжались. Сберегатель престола кинулся к своей
повелительнице.
— Что с ней? Смотрите! Ей плохо! — кричала Екатерина,
указывая на пол.
Там, в разлившейся рубиновой лужице, лежала левретка
Аделаида Ивановна, беззвучно разевая пасть и дергая всеми четырьмя лапами.
— Яд! — громовым голосом возопил Маслов. — Настойка
отравлена! Умысел на жизнь государыни!
Императрица так и обмякла. К ней ринулись, опрокидывая
кресла.
— Это хоросяя настойка! — бил себя в грудь Козопуло. — Я
пил, матуська-царица пила! Никогда нисего!
Вдруг тайный советник вернулся к Мите, схватил за плечи.
— Пошто бутыль разбил? — вкрадчиво прошептал он. — С
малолетской дури или знал про отраву?
Тихо прибавил:
— Ты мне правду скажи, мне врать нельзя. Глаза у губастого
старика были матовые, без блеска. Тут бы всё ему и рассказать, но Митя оплошал
— зачем-то взглянул на Метастазио, да и впал в оцепенение под неотрывным
василисковым взглядом заговорщика.
— Знаешь что-то, вижу, — шепнул Маслов. — Добром скажешь или
в экспедицию свесть? Не погляжу, что маленький…
Тут донесся слабый голос:
— Где он? Где мой ангел-хранитель? Что это вы, Прохор
Иванович, ему плечики сжимаете? Иди сюда, спаситель мой. Мне и России тебя
Господь послал!
И ослабла хватка черного старика, разжалась.
* * *
