Парапетам, парапетам, согласием дыша.
Та цепь тверда, где сопряженно с любовию душа…
Глава 5
Истребление тиранов
Едва цепь, соединявшая душу Ивана Ильича Шибякина с телом,
оборвалась, как сразу же выяснилось, что всё обман — никакого конца света не
предполагается. Небо немедленно посветлело, облака из черных снова стали
белыми, да и солнце передумало гаснуть. Какой там — оно засияло еще пуще,
торопясь завершить свой недолгий осенний маршрут.
Когда же на город сошли густые ноябрьские сумерки, Николас
Фандорин оторвался от уютно мерцающего экрана, потянулся и подошел к окну.
Одуревшему от программирования взору Москва явилась странно
расплывчатой и даже, выражаясь языком компьютерным, глючной. На первый взгляд
обычный вечерний ландшафт: разноцветные рекламы, волшебно-светозарная змея
автомобильного потока, извивающегося по Солянке, подсвеченные прожекторами
башни Кремля, вдали — редкозубье новоарбатских «недоскребов». Но, если
присмотреться, все эти объекты имели различную консистенцию, да и вели себя
неодинаково. Кремль, церкви и массивный параллелепипед Воспитательного дома
стояли плотными, непрозрачными утесами, а вот остальные дома едва приметно
подрагивали и позволяли заглянуть внутрь себя. Там, за зыбкими, будто
призрачными стенами, проступали контуры других построек, приземистых, по
большей части деревянных, с дымящими печными трубами. Машины же от пристального
разглядывания и вовсе почти растаяли, от них осталась лишь переливчатая игра
бликов на мостовой.
Николас посмотрел себе под ноги и увидел внизу, под
стеклянным полом, крытую дранкой крышу, по соседству, в ряд, другие такие же,
еще острый верх бревенчатого частокола. Это амбары с солью, догадался магистр
истории. Задолго до того, как в начале двадцатого века Варваринское
товарищество домовладельцев выстроило многоквартирную серокаменную махину,
здесь находился царский Соляной двор. Неудивительно, что в этих каменных
теснинах ничего не растет — земля-то насквозь просолена. Тут Фандорин разглядел
у ворот Соляного двора часового в тулупе и треугольной шляпе, на штыке вспыхнул
отблеск луны. Это уж было чересчур, и Николас тряхнул головой, отгоняя не в
меру детальное видение.
Разве можно до такой степени погружаться в восемнадцатое
столетие? Время — материя коварная и непредсказуемая. Однажды так вот нырнешь в
его глубины, да и не сумеешь вернуться обратно.
Еще раз встряхнулся, энергично, и наваждение рассеялось. Пол
снова стал непроницаемым, дубовым, на улице заурчали автомобили, а с верхнего
этажа донеслась дерганая карибская музыка — там жил растаман Филя.
Надо сказать, что отношения с местом обитания у Фандорина
сложились странноватые. Такой уж это город — Москва. В отличие от Венеции или
Парижа, она берет тебя в плен не сразу, при первом же знакомстве, а
просачивается в душу постепенно. Этакая гигантская луковища: сто одежек, все
без застежек, снимаешь их одну за одной, снимаешь, сам плачешь. Плачешь оттого,
что понимаешь — до конца тебе не раздеть ее никогда.
Голос у тысячелетнего Города — в смысле, настоящий, а не
обманный, который для гостей столицы — не шум и гам, а тихий-претихий шепот.
Кому предназначено, услышит, а чужим незачем. С некоторых пор Ника научился
разбирать эти приглушенные речи. А потом, лиха беда начало, приспособился и
видеть такое, что открывается немногим. Например, контуры прежних зданий,
проступающие сквозь стены новых построек. Парящие над землей разрушенные
церкви. Гробы позабытых кладбищ под многолюдными площадями. Даже людей, которые
жили здесь прежде. Толпы из разных московских времен скользили по улицам, не
пересекаясь и не замечая друг друга. Иногда Фандорин останавливался посреди
тротуара как вкопанный, залюбовавшись какой-нибудь незнакомкой в пышной шляпке
с вуалью. На долговязого растяпу налетали сзади, обзывали сердитым словом (и
поделом обзывали). Опомнившись, Николас виновато улыбался и шел дальше, но всё
оглядывался, оглядывался — не вынырнет ли снова у витрины «Седьмого континента»
силуэт из столетнего далека.
Как-то раз, сдуру, попробовал рассказать про другую Москву
жене. Та встревожилась, потащила к психиатру — еле отбился. Что ж, если это
было и сумасшествие, Нике оно нравилось, излечиваться он не хотел. Во всяком
случае, он псих тихий и никому не докучающий, не то что сегодняшний господин
Кузнецов. «Суд удаляется на совещание». Каково? Ладно, а сам-то, сам: президент
фирмы добрых советов, подверженный галлюцинациям и тратящий уйму времени на
никому не нужные игрушки.
За этим дурацким занятием не заметил, как день пролетел. С
загадкой для сержанта в конце концов всё устроилось. Придумался такой фокус —
пальчики оближешь или, как выражается Валя, абсолютный супер-пупер.
Секретарь разок заглянул в кабинет, наверное, хотел что-то
спросить, но Николас замахал на него: уйди, уйди, не до тебя — перед Данилой
никак не желала открываться дверь в Бриллиантовую комнату. То и дело звонил
телефон, но, судя по тому, что Валя обходился сам, ничего важного. Говорить
пришлось всего однажды, с женой.
— Пожар, — сказала Алтын, как всегда, без вступлений и
нежных словечек, даже без «здравствуй». — Из Питера позвонили. Там «Возня»
горит. Заболел председатель секции по растленке. Нужно выручить. Я из редакции
в аэропорт. Забери зверят из сада. Вернусь через три дня. Ты в порядке?
— Да, но…
— Не скучай.
И повесила трубку. Жена у Николаса была ужасно
невоспитанная. Он давно к этому привык и не обижался, только иногда, в
философические минуты, диву давался — что за диковинную пару они собой
представляют: двухметровый рефлексирующий мямля, воспитанный в вест-эндской
частной школе, и маленькая, задиристая пантера из бескудниковских джунглей.
Налицо несхожесть вкусов, противоположность темпераментов, даже внутренние
хронометры у них настроены по-разному — Алтын живет по секундной стрелке, а он
ведет отсчет времени на века. Почему молодая, стильная, победительная женщина
до сих пор не послала «баронета хренова» (как выражалась Алтын в сердитые минуты,
и это еще в лучшем случае) к королеве-матери (еще одно выражение из ее
динамичного лексикона), для Фандорина было загадкой, чудом из чудес. Однако
спасибо за то, что на свете есть чудеса, и не стоит подвергать их химическому
анализу.
