– Вы, русские, странный народ. Долго запрягаете, наивно даете себя втянуть в дерьмо, но, когда вас обкладывают со всех сторон, вы как звери…
– Вы так прекрасно ориентируетесь в особенностях русского характера, – похвалил я. – Можно напоследок нескромный вопрос, господин Липке? Вы кем работали в годы Второй мировой войны?
– В годы какой… войны? – растерялся Липке.
– Второй мировой, – повторил я. – Той самой, в которой участвовало большое количество стран и большое количество жертв.
– А, вы об этом… – сильно удивился старик. – Странно, что вы об этом спросили, это было так давно… Я работал в уголовной полиции Берлина, молодой человек. До сорок третьего года – старшим инспектором, после сорок третьего – начальником следственного отдела центрального округа. Самый молодой начальник в центральном округе… Мой отдел находился в зоне оккупации войск Эйзенхауэра, и после смены власти в Берлине в отделе практически ничего не изменилось. Мы ловили уголовников, спекулянтов продовольствием, мародеров, убийц мирных немецких граждан… в том числе нередко – советских солдат. Вы не представляете, как они зверствовали. И сорок лет после войны… – старик тяжело вздохнул, – тянул этот воз. Я вышел на пенсию в 62 года, у вас в России как раз началась перестройка, а сейчас мне восемьдесят девять. Это дом принадлежал моему сыну, к несчастью, пришлось пережить его смерть, которая была настолько глупой…
– Подождите, – растерялась Варвара. – Вы хотите сказать, что вы не работали… м-м…
– Нацистским преступником, – подсказал я.
– Кем? – поразился старик. Помолчал и вдруг расхохотался. – Да боже упаси, с чего вы взяли? Моя биография прозрачна и невинна… ну, почти. Мелкие грешки, а у кого их нет? Недолюбливал наци, не увлекался политикой, занимался исключительно сыском. Кто вам сморозил такую глупость?
– Простите, – буркнул я. – Дворник Энрико.
Старик совсем развеселился.
– Нашли кого слушать. Дворник Энрико… Да он меня терпеть не может. Ума не приложу почему. Но это не мешает ему частенько прохлаждаться у моей калитки и болтать на разные темы… Ох, Энрико, ну, поговорим мы с тобой завтра… – странная тема старика, скорее, позабавила, чем расстроила. – И чем же я занимался, по его мнению? Сжигал из огнеметов мирные деревни в Белоруссии? Отправлял евреев в газовые камеры?
– Ну, что-то в этом роде, – уклончиво ответил я. – Спасибо за помощь, господин Липке. Очень неловко, мы, пожалуй, полезем. Надеемся, что после прощания с нами вы не пойдете звонить в полицию.
Мы забыли об этом курьезе, едва перебрались на «темную» сторону. Сидели на корточках под стеной, чутко вслушивались. Сигнализацию еще не включили. Я дернул за веревку. Она немного повисела и медленно тронулась обратно: Липке начал оттаскивать лестницу.
– Вперед, дорогая? – прошептал я. – Под бой барабанов?
– Страшно, Андрюша, – призналась Варвара свистящим шепотом. – Никогда еще не было так страшно…
– Не бойся, – успокоил я. – Здесь всего лишь один дьявол и одна дьяволица. Остальные, будем надеяться, не в теме.
– А садовник?
– Да, ты права, этого ксенофоба и социопата стоит остерегаться…
Мы двигались короткими перебежками, прячась за кустами, до рези в глазах всматривались в лютую темень. А между тем закончился дождь, тучи над головой потеряли плотность, уже не текли непрерывными эшелонами, наметились просветы. Глыба дома вырастала между расступающимися деревьями.
– Замри… – стиснула руку Варвара. Я встал, затаив дыхание. Ледяная лихорадка вцепилась в позвоночник. Я ничего не видел.
– Ты что?
– По-моему, там кто-то идет, за деревьями…
Я всматривался, но ничего не мог различить.
– Кто там может идти?
– Садовник… Тише, Андрюша…
В четвертом часу ночи (или уже утра?), по моему глубокому убеждению, спать обязаны не только усталые игрушки, одеяла и подушки, но также угрюмые садовники и преступники (некоторые). Мы стояли, отсчитывали секунды. Галлюцинации после бурных событий не исключались. Мне тоже на мгновение показалось, что за кустами перпендикулярным курсом что-то движется. Но гравий не скрипел, кусты не шевелились. Рука Варвары, сжимающая мое запястье, становилась ледяной…
– Нормально, Варвара, – прошептал я. – Никого там нет. Мелкие привидения…
Вблизи крыльца мое мнение об усталых игрушках и спящих преступниках пришлось переменить. Мы свернули за угол, встали как вкопанные. По дорожке в направлении крыльца передвигалось непрозрачное, но расплывчатое тело.
– Не шевелись, – зашипела Варвара. – Авось не заметит…
Я и так не шевелился. Человек подходил по объездной дорожке, со стороны ворот. Перед крыльцом повернул, прыжками взбежал наверх, растворился в доме.
– Фу, – сказала Варвара.
– Деловой и целеустремленный, – прокомментировал я. – Йоран Ворген, собственной персоной. Инспектировал посты. В три пятнадцать ночи. Пойдем быстрее. Я помню, где находится его комната. Первый этаж, левое крыло – надеюсь, туда он и пошел. Данного типа нужно немедленно выключить из игры…
В холле было темно и неуютно. Мы вжались в стену во избежание сюрпризов, ждали, пока глаза привыкнут к темноте.
Мы перебежали холл. Комната Воргена располагалась за проемом. Темнота, как в склепе. Я надавил на дверь. Заперся. Или бродит где-то по дому? Варвара дышала, как гончая после беготни за зайцем. Я легонько ее оттолкнул, чтобы не путалась под ногами, поскребся в дверь. Горло от волнения защемило.
– Кого еще? – раздался приглушенный голос Воргена.
– Господин Ворген… – прохрипел я. – Это с поста. После вашего ухода кое-что произошло, вам нужно срочно подойти…
Я еще не понял, что хочу сказать. И он не разобрался в подвохе, распахнул дверь. Я шагнул одновременно с дверью, врезал ему в живот, и пока он выразительно помалкивал в связи с перебоями в дыхании, обнял за горло, вволок в комнату.
– Запрись, дорогая…
Он взбрыкнул, и я не поскупился на вторую плюху. Бросил Воргена на разобранную кровать, над которой работал тусклый светильник. Он предпринял вторую попытку оказать сопротивление, но я подавил ее в зародыше, двинув кулаком в челюсть.
– Будешь орать, господин Ворген, прибью без жалости, – предупредил я. – Дорогая, осмотри помещение, и если не затруднит, найди что-нибудь… ну, ты понимаешь.
Она еще умудрялась в этой ситуации что-то понимать. Залезла в шкаф, кинулась выдвигать ящики. Я навис суровой глыбой над начальником охраны, занес кулак.
– Я понимаю, господин Ворген, что признаваться в злодеяниях вам не с руки, но все же давайте попробуем. Итак, пока вам инкриминируется немногое: организация убийств сержанта Габано, его супруги, полковника Конферо и личная ликвидация исполнителей. Под вопросом – покушение в Сибири на Эльвиру. Несложно доказать, выезжали ли ваши наймиты в обозримом прошлом за рубеж. Кто они, господин Ворген – бывшие российские граждане?
