— Так, — кивнул подполковник Кочетков, внимательно и приветливо глядя на Корсака.
— Я бы хотел знать… — Глеб сбился. — То есть… Я хотел бы вас спросить. Вы уверены, что пожар в музее стал результатом несчастного случая?
— Абсолютно, — с готовностью ответил подполковник Кочетков. — Мы не обнаружили следов поджога.
— Но…
— Я понимаю вашу обеспокоенность. Ведь вы потеряли близкого человека. Кстати, примите мои искренние соболезнования.
— Спасибо. Но мне сказали, что никакого следствия по факту пожара практически не было.
Кочетков чуть прищурил прозрачные глаза.
— Кто сказал? — сухо уточнил он.
— Ну… — Глеб пожал плечами. — В городе люди много об этом говорят.
— А вы поменьше слушайте тех, кто распространяет сплетни, — посоветовал подполковник.
— Вы открыли уголовное производство?
— Нет, это не понадобилось.
— Почему?
— По заключению пожарно-технической экспертизы, пожар в музее стал результатом неосторожного обращения с огнем. Так что, у нас не было причины открывать уголовное производство. Надеюсь, я все доходчиво объяснил?
— То есть, вам удалось точно установить причину возгорания?
— На все сто. В городе из-за сильного ветра и разрыва проводов были перебои с электричеством. Ваш дядя, царство ему небесное, зажег керосинку. А потом заснул. Порыв ветра распахнул створку окна, створка сбила керосинку с подоконника. Керосинка упала на пол, огонь перекинулся на шторы и ковер. Ну, а дальше — как водится.
— И у вас есть соответствующее заключение экспертов?
— В данный момент готовится.
Глеб вгляделся в лукавые глаза подполковника.
— А там вообще были специалисты? Они осматривали пепелище?
— Конечно! — Кочетков улыбнулся, сверкнув золотом зубов. — Мы послали туда целый взвод наших лучших криминалистов!
Глеб холодно прищурился.
— Не думаю, что смерть моего дяди — повод для шуток, — спокойно сказал он.
Подполковник Кочетков примирительно приподнял руки:
— Тушэ. — Затем опустил руки и объяснил усталым голосом: — Глеб Олегович, я сам, лично, был на пепелище. Там все невооруженным глазом видно. Да и не на что там особенно смотреть. Руины, обугленные балки, кирпичи, почерневшие от копоти… Сам черт ногу сломит.
— Ясно. Значит, тщательный осмотр специалистами не проводился.
Начальник полиции поморщился.
— Ну, вот! Опять вы за свое. Так сказать, со своим московским уставом в наш монастырь. Глеб Олегович, раскрывать преступления — моя работа. И уж поверьте старому менту — в случае с вашим дядей никакого преступления не было. — Он глянул на часы и добавил: — Мне пора на совещание. Если у вас все…
Глеб поднялся на ноги.
— Спасибо, что согласились поговорить, — вежливо сказал он.
— Рад был с вами познакомиться. Кстати, а вы когда в Москву собираетесь?
Глеб пожал плечами:
— Еще не знаю.
— Когда узнаете — сообщите, ладно?
— Зачем?
Кочетков вновь одарил Глеба златозубой улыбкой:
— Моя жена наверняка пожелает с вами встретиться. Подписать у вас книжку, поговорить. Вы не думаете у нас задержаться?
— Разве что на день или два, — сказал Глеб.
— Вот и отлично! Тогда жду вашего звонка. — Подполковник Кочетков поднялся и протянул Глебу руку. — Всего доброго!
— Всего доброго.
Корсак пожал руку подполковника. Она была прохладная и влажная.
9
Шагая от отделения полиции, Корсак глубоко задумался. Слова подполковника Кочеткова звучали логично, но вот тон, каким они были произнесены, наводил на размышления. Уж очень много было в этом тоне фальшивых ноток.
Глеб вспомнил, каким взглядом смотрел на него пэпээсник. Смесь настороженности, интереса и неприязни. У подполковника Кочеткова был такой же точно взгляд.
«Интересно, дядя успел дописать свою книгу? — подумал вдруг Глеб. — А если успел, то где она сейчас? И о чем она?»
Размышляя об этом, Глеб не сразу заметил женщину, вышедшую из-за угла с пакетом в руке. А когда заметил, было уже поздно. От толчка женщина пошатнулась и выронила пакет.
— Ай! — испуганно воскликнула она.
Глеб увидел, как из упавшего пакета выпали и раскатились по тротуару апельсины. Оранжевые на сером.
— Черт! — с досадой проговорил он и поднял взгляд на женщину. — Простите, пожалуйста. Вы не ушиб…
Фраза осталась незаконченной. Перед Глебом стояла темноволосая, зеленоглазая молодая женщина. На ней были длинное приталенное пальто и элегантная шляпка. Глеб смотрел на нее всего несколько секунд, однако хватило и этого. Сердце у него защемило. Отчего-то показалось, что жизнь — со всеми ее горестями и удачами — прошла мимо, потому что в ней не было ничего подобного этой женщине, словно бы сотканной из прохладного майского воздуха, наполненного ароматами свежих листьев и цветов.
— Простите, — снова пробормотал Глеб.
Затем нагнулся и принялся собирать рассыпавшиеся апельсины в пакет. Собрал, выпрямился и протянул женщине:
— Вот, держите.
— Спасибо, что помогли, — с улыбкой сказала она, принимая пакет. А потом посмотрела на него внимательнее и задумчиво проговорила: — У вас знакомое лицо. Мы с вами уже где-то виделись?
— Да, — сказал Глеб. — Только это было очень давно.
Женщина чуть прищурила зеленые глаза. Глеб ее не торопил. В нем вдруг заговорило мужское честолюбие, и ему стало до боли интересно, вспомнит она его или нет.
— Боже… — тихо обронила она. — Неужели…
И снова выронила из пальцев пакет с апельсинами, и они снова покатились по серому асфальту, но она не обратила на это внимания, а шагнула к Глебу, порывисто обняла его за плечи и прильнула к его губам в коротком, дружеском поцелуе.
— Я… — Глеб понял, что не может говорить. Слишком сильно забилось его сердце, отдаваясь дрожью в голосе.
— Глеб! — с радостной улыбкой выдохнула Эльза. — Это ведь ты!
— Я, — улыбнулся Корсак.
— Слушай! — снова заговорила она. — Тут рядом есть очень уютное кафе! Не хочешь выпить по чашке кофе и поболтать?
— С удовольствием, — сказал Глеб. — Только давай сначала соберем апельсины.
Эльза посмотрела на апельсины, потом снова на Глеба и фыркнула от смеха.
— Давай!
На этот раз они оба присели на корточки и принялись весело собирать рассыпавшиеся оранжевые шары, и Глеб поймал себя на том, что сейчас, в эту самую секунду — как бы глупо это ни было — он чувствует себя таким счастливым, каким не был уже много-много лет.
