Я бодро зашагала следом. Деньги приятно оттягивали боковой карман тонкой белой жилетки из льна, расшитой легким растительным орнаментом. Уходя, я взяла с собой солнцезащитные очки и белую бейсболку, потому что день стоял необычайно солнечный. По дороге на склад я предложила Дмитрию Ивановичу заехать в магазин, но он наотрез отказался. Заявив, что рядом со складом есть отличное кафе и мы еще сумеем зайти туда до приезда реставратора.
Кафе оказалось обычной заводской столовкой в здании заводоуправления, где находилось арендованное антикваром помещение. Осмотрев его, я хотела отказаться от приема пищи в подобном сомнительном заведении, однако мой желудок на сей счет имел иное мнение. От запахов готовящейся на кухне еды он заворчал так, что услышала буфетчица.
— Вижу, вы не прочь перекусить, — сказала она, улыбнувшись мне из-за подноса с жареными пирожками. — Я даже слышу это, — буфетчица хихикнула и извинилась за свое поведение.
— С чем у вас пирожки? — решилась я на отчаянный шаг.
— С картошкой, с мясом, с повидлом, — ответила буфетчица, заглядывая в меню, — еще с луком с яйцом.
— Давайте один с картошкой, один с луком с яйцом, один с повидлом, пакетик кофе, стакан кипятка и пачку «Винстона», — перечислила я свой заказ. — А вы ничего не будете? — повернулась я к маячившему за спиной Дмитрию Ивановичу.
— Вы что, угощаете? — улыбаясь, спросил он.
— Нет, оплатите свой заказ сами, — бросила я возмущенно.
— Тогда ничего не надо. Я дома селедочки поем.
— Только вот про это не надо, — взмолилась я. — А то мне пирожки в горло не полезут.
Поскольку в просторном зале столовой все столики еще были пустыми, мы выбрали место у двери, чтобы наблюдать за коридором, по которому должен пройти реставратор Дмитрия Ивановича.
— Сделайте милость, поделитесь со мной своими соображениями по поводу того, откуда бандиты узнали про миллионы в вашей квартире, — попросила я антиквара, прикончив первый пирожок. — Вы что, кому-нибудь говорили о сейфе, о драгоценностях?
— Нет. Что я, идиот! — воскликнул обиженно Дмитрий Иванович. — Наверно они просто очень долго готовились, отслеживали клиентов, наблюдали за квартирой. Слежку-то я заметил только после убийства Толика, а до этого жил довольно беззаботной жизнью, полагая, что принимаемых мной мер безопасности достаточно. Я никогда не выпячивал свое богатство, дела вел осторожно. Не понимаю, как они прознали? Или, может, они только догадывались о наличии у меня больших сумм.
— Не знаю, но готовились они основательно, — сказала я, принимаясь за второй пирожок.
— Что, пирожки вкусные? — спросил Дмитрий Иванович, следя за мной голодными глазами.
— Угу, просто неземной вкус, — проговорила я с набитым ртом.
— А говорят, что жареное вредно для фигуры, особенно девушкам, — заметил антиквар, проглатывая слюну.
— А тухлая селедка вообще может вызвать отравление, — ответила я, хватаясь за пирожок с повидлом.
— О чем вы говорите! — воскликнул антиквар и внезапно схватился за живот. — Ой, что-то мне нехорошо.
— Вот об этом я и говорю, — кивнула я, размешивая кофе в стакане. — Питаетесь черт знает чем, а потом ноете, что живот болит, печень пошаливает.
— Селедка была нормальная, — выкрикнул он и помчался туалет.
Допив кофе, я вышла коридор покурить.
Седой маленький старичок в серой затертой вельветовой рубашке, замызганных брюках и рваных сандалиях проходил контроль на проходной у вертушки. Охранник с озадаченным видом рассматривал содержимое саквояжа старика, сделанного, наверное, еще из кожи свежеубитого мамонта и теперь заношенного до такой степени, что саквояж готов был в любую секунду расползтись под тяжестью поклажи.
— Одна лупа большая, одна лупа маленькая, — диктовал охранник своей помощнице. — Это что за хрень? — показал он старичку железку с ручкой. — Заточка, что ли?
— Нет, это скребок, — возразил хозяин саквояжа и тяжело вздохнул, будто нес на плечах всю тяжесть людских грехов целого мира. Вид у старичка был настолько жалостливый, что выставь его на паперть — озолотится вмиг.
— Так, пинцеты кривые, три штуки. Банка с чем? — Он осторожно открыл ее и понюхал содержимое. — В общем, банка с клеем емкостью двести миллилитров, ветошь из старых фланелевых рубашек, бутылка жидкости розового цвета, по запаху — спирт этиловый.
— Денатурат, — осторожно поправил охраника старик.
— Дедуля, денатуратом можно отравиться, если много выпьешь.
— Я вообще не пью, это для работы.
— Так, распишитесь внизу и проходите. — Охранник подвинул бумажку с описью вещей. Старичок послушно расписался, получил назад свой саквояж и, сгорбившись, прошел через вертушку. Я уже знала, что этот тот самый долгожданный реставратор. Оглянувшись, старик побрел к складу Дмитрия Ивановича, взялся за ручку, толкнул дверь и, поскольку там никого не было, так и остался стоять жалким вопросительным знаком снаружи.
— Здравствуйте, — сказала я, подойдя к старику, чем незамедлительно породила в его зеленоватых глазах страх и подозрительность.
— Здравствуйте, — промямлил он растерянно и отвернулся от меня.
— Вы реставратор, которого ожидает Кострюк Дмитрий Иванович? — осведомилась я.
— Да, — встрепенулся старичок, посмотрев на меня удивленно. — А где он? Мы договорились с ним ровно на три.
— Он, — я задумалась, подбирая правдоподобную версию, — он в данный момент расплачивается за свои пристрастия в еде.
— Что? — не понял старичок.
— Сейчас подойдет, — успокоила я реставратора.
Из туалета в конце коридора вышел бледный антиквар. Прищурившись на нас, он воскликнул:
— Иван Палыч, ты ли это?
Реставратор пробурчал что-то себе под нос, ежась, как от холода.
— Здорово, старый пень! Давно не виделись, — радовался Дмитрий Иванович. — Перед тем как тебе позвонить, я все сомневался, жив ли ты или уж давно в ящик сыграл.
— Не дождешься, — пробурчал реставратор, — не понимаю, зачем я тебе вообще понадобился? Ты всегда орал, что сам с усам. Неужели с чем-то не справился?
— Давай забудем наши прошлые раздоры, — предложил Дмитрий Иванович, звеня ключами от склада. — Дело настолько важное, что я готов поступиться своей гордостью.
— Мне уже интересно, — печально улыбнулся реставратор.
Дмитрий Иванович, справившись с замками, наконец-то впустил нас в мрачное помещение склада.
— Все старишь ковры, — поцокал языком реставратор, заметив ящики с землей.
— Пошли — Дмитрий Иванович потащил старичка к стоявшей у стены иконе. Оставив его, отошел, включил свет, затем вернулся.
— Интересная доска, — проговорил реставратор, приглядываясь, — плохое состояние, уйма работы.
