— Я скажу! — прохрипел он. — Я скажу…
— Хватит, Муса! — подбежал подполковник, но Муса уже никого не желал слушать, он забыл сейчас обо всем — даже о своем товаре, — он просто хотел чьей-нибудь смерти.
Подбежали омоновцы, мягко оттащили Мусу от незнакомца, а подполковник кивнул сержанту и начал задавать вопросы.
Мне было плохо слышно, и я подошла поближе. Незнакомец действительно начал говорить, и приглашенный сержант едва успевал записывать. Уже через несколько минут незнакомец произнес фамилию «Камышин».
Никому из присутствовавших эта фамилия не говорила ничего, но я поняла, что это и есть мой шанс. Один из тысячи. И он уже выпал. Сзади подошел человек, и я оглянулась — это был мокрый, усталый Муса. Он тоже слушал. Я тихонько отошла в сторонку, стоять с Мусой рядом мне было ни к чему. Дело было сделано, пора было сматываться.
Я попятилась назад, но остановилась: произошло что-то важное. Я не расслышала, что сказал незнакомец, но я увидела, как вытянулось лицо подполковника, как кашлянул и отодвинулся в сторону старший ОМОНа… и даже Муса засунул палец в рот и начал грызть ноготь.
Подполковник наклонился к незнакомцу, потом повернулся к сержанту, взял из его рук листок, затем — папку, засунул исписанный листок в папку, повернулся и пошел в сторону своего «уазика».
Я торопливо развернулась и шмыгнула вбок. Сзади раздавались тихие голоса, и я прислушалась.
— Что, — спросил Муса, — когда ты мне эту бабу отдашь?
— Не сейчас, — так же тихо ответил подполковник. — Ты же видишь, что делается. Подожди, прокурор уедет, и забирай.
Я нырнула за «УАЗ». Подполковник подошел к машине, открыл дверцу, кинул на сиденье папку, чтобы не держать ее в руках, зажег спичку, закурил, затянулся… Это был мой последний шанс. Я прекрасно помнила, как избалованный ментовской вседозволенностью водитель бросил ключи в машине.
Подполковник снова взял в руки папку. Я чуть не застонала. Ведь двумя секундами раньше я бы это могла предотвратить.
— Ситников! — позвал его прокурор.
Подполковник завертел в руках папку — он явно не хотел ее никому показывать, — бросил ее в кабину и быстро захлопнул дверь.
— Да, Мухаммед Алиевич…
— Слышь, Ситников, — начал прокурор. — Что это за бардак у тебя?
Больше ждать было нельзя. Я быстро открыла водительскую дверцу, впрыгнула внутрь, нащупала ключи и повернула…
Машина завелась сразу. Я кинула взгляд на лежащую рядом папку, усмехнулась и тронулась вперед.
— Куда?! — лишь через три-четыре секунды заорал вслед подполковник, но было поздно, время начало работать на меня.
Солнце уже встало и начало методично накалять крыши домов. Я бросила «УАЗ» в квартале от гостиницы. Мне нужно было срочно переодеться, и я надеялась проскользнуть в гостиницу незамеченной. Но было уже поздно. Недалеко от входа стоял в тени деревьев милицейский «жигуль». Наверняка внутри меня уже ждали.
Я осмотрелась, обошла гостиницу и оценила ситуацию. Рядом с моим балконом на втором этаже росло подходящее дерево. Я быстро проскользнула к нему, уцепилась за нижние ветки и через полминуты уже спрыгнула на балкон своего гостиничного номера. Открыла встроенный шкаф, вытащила доставшийся мне от Хафизовой жены балахон и напялила его на себя прямо поверх одежды. Теперь в этом городе я стану совсем неузнаваемой. На всякий случай я подергала за ручку балконной двери, но она была закрыта — я сама закрыла ее изнутри на обе задвижки. Снизу послышались голоса.
— Будете стоять здесь, — тихо, но грозно отдал кто-то распоряжение.
Я выглянула. Внизу уже стояли два милиционера. Похоже, они оцепили гостиницу со всех сторон.
«Черт! Надо попробовать позвонить Олегу Владимировичу!» — решила я и быстро перебралась на соседний балкон. Здесь дверь была приоткрыта, и я тихо вошла. На кровати спали двое: пожилой русский мужчина и совсем юная девочка восточного типа. На столе в беспорядке стояли пустые бутылки и лежали мятые конфетные обертки. Но телефона в номере я не нашла.
Я прошмыгнула к двери, повернула торчащий в замочной скважине ключ и выскользнула за дверь. В коридоре было пусто, только из приспособленного под кладовку соседнего номера вышла горничная со стопкой чистого постельного белья. Я пошла к лестнице, в этом «прикиде» я могла попробовать выйти из гостиницы не узнанной.
— Кто вы такая? — услышала я сердитый голос и обернулась. Прямо напротив меня стояла дежурная по этажу. — Ваш пропуск? — потребовала дежурная.
— Я в гостях была, — стараясь слегка коверкать русский язык, произнесла я. — Я сейчас уйду…
— В каком номере? — грозно спросила дежурная.
— Что, Маш, — поинтересовалась откуда-то сзади меня горничная. — Опять?
— Опять, — неприязненно подтвердила дежурная. — Ходят здесь, а мы потом перед клиентами отвечай!
— Там, внизу, милиция, — брякнула ключами горничная. — Отведи, пусть они и разбираются.
— А я так и сделаю! — решительно кивнула головой дежурная. — Пойдем!
Она попыталась схватить меня за руку, но я увернулась, развернулась к ней спиной и приготовилась решительно, с видом оскорбленной невинности скрыться…
Горничная уже распахнула дверь моего номера, снова брякнула связкой ключей, и в этот момент воздух вздыбился, и я почувствовала, как меня понесло назад, в угол коридора.
Горничную шмякнуло о противоположную стену, как кусок теста, — так силен был взрыв. Дежурную кинуло спиной в зеркало. Меня спасла пальма. Стоявшее в большой кадушке дерево приняло вес моего тела, но даже оно все-таки не выдержало и сломалось. Плиты перекрытия над моей головой разошлись, и я вдруг подумала… нет, не то… В моей голове пронеслась легкая, быстрая, как молния, мысль о том, что так бывает при землетрясении.
Я медленно, с трудом, села. Пол, моя одежда, кисти рук, обнаженные ноги — все было засыпано мелкой белой пылью.
Я попробовала встать, и мне это удалось. Дежурная по этажу лежала, усыпанная зеркальными осколками, но крови на ней не было. Я приподняла ее и тут же бросила: ей уже никто не поможет — поздно. И тогда я пошла вниз по лестнице.
Навстречу мне бежал встревоженный милиционер.
— ……. — Он открывал рот, как рыба, но я ничего не слышала.
Уже внизу, у крыльца, я поняла, что больше не могу держаться на ногах, вытащила из-за пазухи подполковничью папку, вложила в нее свой паспорт и последним усилием воли приподняла тумбу для цветов и засунула папку вниз.
* * *
— Давай сюда, на носилки…
— Куда прешься? Сюда, говорю, неси!
— Здесь больше некуда!
* * *
— Женщина, видимо, таджичка, лет тридцати, документов нет, тяжелый посттравматический шок…
