Получилось сразу, информация даже не была закодирована. Я покачала головой… Это говорило о многом, и в первую очередь о том, что Аладдин не хотел, чтобы об этой информации знало только и исключительно его начальство… Не доверял, что ли?
Я вчиталась и ощутила, как зашевелились волосы у меня на голове. К переброске из Афганистана в Россию готовилась партия героина объемом в тридцать пять тонн! На дискете были обозначены предполагаемые места складирования. Я вспомнила толстого милиционера, ребят из спецназа, помогавших взять Аладдина, и поняла: все нормально; за такие деньги можно купить почти всех — если не спецназовца, так его начальника, если не начальника, то его младшего офицера…
Деньги, как вода, не только уходят, но и проникают легко и свободно повсюду. А на дискете упоминалась партия, стоившая здесь, у границы, миллиона три-четыре, а в Москве — и все шестьдесят миллионов долларов! Теперь мне стало ясно, почему Аладдин — или как там его на самом деле звать — передал дискету в мои руки, почему он был так уверен, что его найдут везде. Мне стало ясно все!
«Ну, ты и вляпалась, Юленька! — сказала я себе. — Я тебя поздравляю!» Теперь я не имела права даже на мельчайшую ошибку. Чуть-чуть я просчитайся, и все мои вколоченные инструкторами диверсионные навыки уже не помогут.
— Слышь, готово, — произнес из своего угла Фарух.
Я посмотрела в его сторону. В стене, сбоку от сейфа, зияла огромная дыра, и оттуда уже проникал внутрь слабый свет предрассветного неба. Я подошла к сейфу, попробовала подсунуть под него лом, но глиняный пол крошился, выворачивался, и сейф стоял как ни в чем не бывало. Здесь нужно было делать подкоп под сам сейф — даже для того, чтобы просто наклонить его.
Я сунула лом Фаруху, объяснила, что надо делать, и подумала, что рабство — это очень удобная штука: сказал — исполнят, что бы там ни декларировали «права человека». Почти как в армии!..
Через полчаса сейф накренился в сторону пробитой в стене дыры, и мы совместными усилиями уронили его на бок. Теперь верхняя часть сейфа — там, где находилось запорное устройство — глядела на улицу. Я взяла упаковочку пластида, один «ДВУ», долго прикидывала, где его расположить, и, когда солнце поднялось, мы отошли за угол, и я нажала кнопку.
Раздался мощный хлопок, и кровля навеса приподнялась, выпучилась вверх, как огромный пузырь, и посыпалась вниз обломками гнилых жердей и обрывками рубероида.
— Откапывай! — кивнула я Фаруху и пошла глянуть, как себя чувствуют мои пленные.
В яме происходило какое-то шевеление. Я вгляделась и поняла: они все развязаны. Видимо, у кого-то из них оказался нож, и парни совместными усилиями освободились от пут. Во второй яме было то же самое.
— Фарух! — позвала я. — Подойди-ка сюда.
Фарух подошел.
— Переводи.
Я посмотрела вниз и с чувством произнесла:
— Я не люблю шума. Если кто-то попытается кричать, я опущу ствол вниз и нажму курок. В кого попаду — не знаю, но в том, что я это сделаю, можете не сомневаться!
Фарух начал переводить, и я подумала, что в нем определенно пропадает талант: он передал каждый мой жест и каждую интонацию. Теперь я могла заниматься своими делами. Даже если кто-то захочет шумнуть, его остановят другие — никто ведь не знает, в кого я попаду, — а вдруг в «тихоню»?.. На тихонь я и рассчитывала. Разделяй и властвуй!
— И этим, во второй яме, переведи, — распорядилась я. — Как там сейф?
— Открыт, — отчитался Фарух и начал повторять уже сказанное сидящим во второй яме охранникам.
Я подошла к сейфу. Карты — так, обозначения на фарси… дискеты, деньги… много денег. Сколько же здесь? Весь нижний отсек сейфа был набит пачками долларов. «Миллиона четыре», — прикинула я.
Я вытащила и перенесла внутрь комнаты дискеты и документы и села их просматривать. Кое-что я понимала, но без помощи сведущего в фарси человека мне было не справиться.
— Фарух, ты на фарси читаешь?
— Нет, — отозвался «соплеменник».
— А эти — в яме? Спроси их.
— Ладно.
Через минуту Фарух вернулся.
— Не могут… На русском немного могут.
— Вот он, звериный оскал феодализма, — покачала я головой. — Держи народ в темноте и используй как хочешь. Золотое правило…
Часа четыре я изучала карты, дискеты и документы. Часть изображенных на картах объектов находились на территории Афганистана, часть — на таджикской. Что именно это было, мне еще предстояло выяснить.
— Фарух, — позвала я. — Накорми пленников.
— А можно? — нервно поинтересовался Фарух.
— Раз я сказала — можно! — отрезала я. — Ладно, пойдем вместе…
Мы затарились упаковками копченой рыбы, мясными деликатесами в хрустящих сияющих упаковках, галетами, напитками и подошли к ямам.
— Открывай! — скомандовала я и начала аккуратно, по одной упаковке сбрасывать еду вниз.
Пленники упаковки ловили, но есть не спешили.
— Фарух, скажи им, что, если не будут есть, назад заберу! Или перестреляю всех к чертовой матери! — свирепо крикнула я. Имидж непредсказуемой особы мне сейчас не помешает.
Фарух перевел, но парни давно все поняли, и ситуация кардинально изменилась. Мужики вцепились зубами в обертки, и вскоре из ям доносились только чавканье и хруст. Теперь надо было накормить женщин.
Когда я откинула бревно и открыла ворота, дамы сидели, как на семейной фотографии: впереди в центре — старуха, по краям — те, кто помоложе. Я положила еду прямо перед ними, но ни одна не шелохнулась — у привыкших к тяготам и лишениям семейной жизни таджичек выдержка была куда как сильнее.
Я стащила с плеча автомат и привычно передернула затвор. Угроза подействовала, и женщины начали вскрывать пакеты. Впрочем, безо всякого ажиотажа. «Все-таки мужики продажнее нас! — горделиво подумала я, вспомнив доносившееся из ямы чавканье. — И терпения у них поменьше!»
Я закрыла ворота, подперла их бревном, прошла в «комнату за железной дверью», посадила Фаруха напротив себя и, настроившись на «сторожевой режим», приказала Фаруху спать и заснула сама. Мне обязательно нужно было выспаться до ночи: во сколько точно приедет господин Хафиз Абдул Али, его единоверец и мой «соплеменник», Фарух сказать не мог.
Я просыпалась и снова засыпала, но ни разу я не почувствовала на себе неосторожный взгляд моего «помощника» — о каком-либо сопротивлении обстоятельствам этот молодой мужчина и думать забыл.
К шести вечера я основательно выспалась, сделала такую же основательную зарядку, еще раз просмотрела документы, чтобы убедиться, что ничего не забыла, внимательно перебрала все медикаменты, отобрала два упакованных полевых армейских инъектора, разобрала и собрала «АКМ», чтобы убедиться, что все в исправности.
— Я могу тебе помочь, — тихо предложил мне Фарух, и я усмехнулась. Он был неплохой парень, но, как говорят, хороший человек — не профессия. Рабство было вколочено в него до такой степени, что я с точностью до миллиметра могла спрогнозировать его поведение, если что пойдет не так — даже на несколько секунд. В нем проснется раб, он и не заметит, как предаст меня.
