– Долго объяснять, Макар Нилович, – сказал
чиновник. – Эти чётки принадлежали одному китайскому м-мудрецу, который
жил много столетий назад. Его звали Те Гуанцзы. Во всяком случае, Лев
Аристархович верит, что это именно те чётки. Хотя никакого Те Гуанцзы, скорее
всего, не существовало, и история про нефритовые чётки не более чем легенда.
– Браво, Фандорин, я вас недооценил, – прошептал
граф и, повысив голос, присовокупил. – Только Те Гуанцзы существовал, и
это действительно его чётки.
Эраст Петрович развёл руками:
– Я не знаток даосских легенд и спорить с вами не
берусь. Да и потом, мы ведь тут оказались не для учёного диспута, а совсем по
иному поводу. Когда я прочёл на одной из бусин полустёртый иероглиф «те», мне
вдруг вспомнился миф о тайшаньском кудеснике, имя которого начинается с того же
знака. Я порылся в сборнике танских новелл о волшебных преданиях старины и
понял, чем эти скромные бусы могут быть ценны для человека, одержимого некоей
безумной идеей. Ошибся я только в одном – был уверен, что преступник непременно
китаец. Следовало вспомнить и о китаеведах…
Граф понимающе усмехнулся:
– И вы отправились в Китайскую слободу, чтобы выловить
злодея на живца?
– Разумеется. Ведь к-китайцев в Москве не так много,
всего две-три тысячи, и живут они кучно. Белый человек с нефритовыми чётками в
руках, слоняющийся по китайским харчевням и притонам, не мог остаться
незамеченным… Скажите, Лев Аристархович, вы ведь нарочно позавчера явились на
бал? Знали, что я непременно там буду, и хотели, чтобы я заинтересовался
убийством антиквара? Но зачем вам понадобилось впутывать меня в эту историю? К
чему идти на т-такой риск?
– Про вас, Фандорин, говорят, что вы видите сквозь
землю на семь вершков и можете разгадать любую загадку. Я хорошо запомнил наш
давний разговор – вы тогда произвели на меня впечатление исключительно
проницательного и наблюдательного человека…
– И вы решили, что я найду то, чего не смогли найти вы?
– Ну вот видите, я же говорю – вы проницательны, –
то ли всерьёз, то ли с издёвкой проговорил китаевед.
– Хорошо, это ясно. Но каким образом вы узнали, что мне
удалось н-найти чётки? Утром я обнаружил немудрящий пряхинский тайник, а уже
вечером вы попытались меня убить.
Небаба ни с того ни с сего закашлялся, да так старательно,
что Фандорин сразу же повернулся к околоточному.
– Вы? Это вы ему сказали? Но з-зачем? Хотели проверить
у специалиста, насколько ценны чётки? Что, сразу из лавки отправились к графу?
– Никак нет, – прогудел сконфуженный Макар
Нилович. – То есть, правду сказать, было у меня такое соображение, но не
понадобилось. Только с вами распрощался, пошёл в участок протокол писать, гляжу
– навстречу их сиятельство идут. Ну, я, дурак, и обрадовался. Вот, думаю,
удача…
– Да уж, удача редкостная, – едким тоном
подтвердил Фандорин и снова обернулся к графу. – Что, Лев Аристархович,
невтерпёж было? Ходили вокруг лавки к-кругами? И, разумеется, сказали
околоточному надзирателю, что найденным чёткам цена пять рублей?
– Три, – ответил Хруцкий. – Три рубля и
четвертак. Именно за эту сумму покойный Силантий Михайлович неделю назад
приобрёл у какого-то искурившегося китайца нефритовые чётки. Я много слышал и
читал об этом священном предмете, когда проходил послушание и искус в
Шанлянской обители. Двадцать пять вытертых от времени нефритовых шариков,
каждый диаметром в цунь, и на одном – первый иероглиф имени Вечноживущего…
Чётки исчезли во время маньчжурского нашествия и считались безвозвратно
потерянными. Сколько раз я представлял их себе, сидя на высокогорном снегу в
позе «цзя чи» или ломая ребром ладони ежедневные восемьсот восемьдесят восемь
бамбуковых палок… – Голос арестованного стал мечтательным, глаза
затуманились, веки прикрылись.
Эраст Петрович немного подождал и неделикатно нарушил
воспоминания востоковеда:
– Итак, вы пришли к Пряхину посмотреть, не появилось ли
в лавке чего-нибудь новенького, и увидели нефритовые чётки. Не поверили своему
счастью, затрепетали, схватили лупу, возблагодарили Небо и прочее, и прочее.
Что было дальше?
Хруцкий открыл глаза и вздохнул.
– Да, когда Пряхин показал мне чётки и спросил, не
переплатил ли он за них опиоману, я не совладал с собой. Надо было небрежно
пожать плечами и с видом снисхождения купить их за пять рублей. Но я совсем
потерял голову. Кажется, даже заплакал… С ходу предложил Пряхину пятьсот, но
Силантий Михайлович только засмеялся. Дрожащим от счастливого волнения голосом
я посулил ему тысячу – он отказался. Тогда я сразу перескочил на десять тысяч,
хотя для того, чтобы собрать такую сумму, мне пришлось бы продать всю мою
коллекцию, да ещё и перезаложить дом. Но Пряхин уже закусил удила. У каждого
антиквара есть мечта: раз в жизни раздобыть по случаю какой-нибудь раритет
баснословной цены. Я пытался втолковать Силантию Михайловичу, что этот предмет
ни для кого кроме меня во всей России ценности не представляет. Он не поверил.
Сказал: дураков нет. Раз вы, человек небогатый, даёте десять тысяч, то
миллионщик навроде Мамонтова или Хлудова мне все сто отвалит… Я долго думал,
как мне добыть чётки, и в конце концов решил их похитить. Оглушил приказчика,
перерыл всё вверх дном – не нашёл. Пряхин потом сам мне рассказывал, как его
обворовали. Бедному Силантию Михайловичу, конечно, и в голову не пришло, что
граф Хруцкий способен на разбой…
– Можете не продолжать, – остановил рассказчика
Фандорин. – Дальнейшее понятно. Не найдя чёток, вы впали в исступление и
решили добыть реликвию любой ценой, хоть бы даже и к-кровавой. Только Пряхин
оказался крепким орешком… Господи, Лев Аристархович, ведь вы университет
заканчивали! Как можно из-за чего бы то ни было, хоть бы даже из-за секрета
бессмертия, кромсать живого человека топором? Да и потом, недостойно учёного –
верить в подобные нелепости.
– Ваше высокоблагородие, – взмолился
околоточный. – Пожалейте, растолкуйте, в чём дело! Какие нелепости? Какой
секрет?
– Да глупости, – сердито махнул рукой Эраст
Петрович. – Пустые сказки. Согласно преданию, Те Гуанцзы много лет пытался
найти секрет вечной жизни, в своё время раскрытый великим Лаоцзы, которому
якобы удалось обрести бессмертие. В старинной книге написано, что Те Гуанцзы
достиг просветления, высшей мудрости и победил смерть, перебирая зелёные
нефритовые чётки. Он прожил три раза по восемьдесят лет, а потом и вовсе сумел
преодолеть порог вечности, что и символизирует число двадцать пять – трижды
долголетие плюс единица.
Граф покачал головой, смотря на чиновника с искренним
состраданием.
