– Пожалуйте, – поклонилась гостю нищенка. Хотя
нет, она больше не выглядела оборвашкой. Косы расчёсаны, украшены бумажными
розочками. Нарядное вышитое платье. На шее бусы. Худенькое личико сияет
торжественным экстазом.
Пригнувшись, он вошёл в тесный, пахнущий землёй проход.
Сзади скрежетнул засов.
– Сюда, сюда, пожалуй, – позвал Кириллин голос.
За коротким проходом располагалась круглая пещера – такая же
низкая, но довольно широкая. В темноте определить было непросто, но, пожалуй,
диаметром футов в двадцать.
Посередине, как и опасался Фандорин, торчал деревянный
столб. В центре он был очень сильно подточен – не толще карандаша. Непонятно,
как могла такая хилая опора удерживать обшитый досками и подкреплённый косыми
поперечинами потолок. Эту конструкцию явно соорудил мастер своего дела.
Мина была обустроена куда основательней, чем та, которую
Эраст Петрович видел в Богомилове. Видно, её заранее вырыли для спасения
«беленьких».
Свечи не воткнуты в землю, а расставлены по полочкам, в
подсвечниках. В углу киот с лампадкой. Повсюду гирлянды из бумажных цветов.
Но Фандорин пока ещё не успел толком разглядеть всю эту
красоту. Он внимательно изучил роковой столб, и лишь потом перевёл взгляд на
Кириллу и детей.
Они и вправду были «беленькие»: девочки в белых платочках,
мальчики в белых рубашках. Со всех сторон к Фандорину были обращены маленькие
лица, множество мерцающих глаз – будто ещё несколько десятков свечей.
Полкашка потрудилась на славу. На земляном полу, тесно
прижавшись друг к другу, сидели двадцать восемь мальчиков и девочек. Некоторые
совсем малыши – их, наверное, привезли на санках старшие братья или сестры.
Чтоб спасти от Антихриста…
Оглядев детей и пересчитав их (с Полкашкой, стало быть,
выходило двадцать девять), Эраст Петрович, наконец, сосредоточился на главном
персонаже.
Она без повязки! Вот первое, что его поразило.
Кирилла была в своей обычной рясе. Не нарядилась, не
разукрасилась, но чёрную тряпку с глаз сняла.
Какой у неё был взгляд! Прямой, властный, переливающийся
расплавленной сталью.
– Нашёл? – ласково сказала Кирилла. – Умный,
я сразу поняла. Это тебе сердце подсказало. Повезло тебе, спасёшься. Сядь вон
туда, в угол. Сядь.
Её голос и взгляд явно обладали гипнотической силой – у
Эраста Петровича слегка закружилась голова, мышцы обмякли, и неудержимо
захотелось сесть, сесть именно туда, куда показывала сказительница.
На миг сомкнув веки, он стряхнул вялость.
Сесть в угол или нет?
– Дозволь с тобой рядом, м-матушка.
Только бы разрешила! Тогда задача облегчится.
Отрадное обстоятельство: Кирилла сидела не рядом со столбом,
а чуть поодаль. Если оглушить её внезапным ударом по шейному позвонку,
подломить не успеет.
– Ну, садись напротив, – легко согласилась
она. – С умным человеком и поговорить приятно. Ишь, вошёл – воздуху
напустил, на лишний час, коли не больше. Собаченька моя, – мягко попросила
она Полкашку, – нут-ко ещё свечек подбавь. Быстрей отмучаемся. А невмоготу
станет, я облегчение дам.
Спасибо, не надо, подумал Эраст Петрович.
Сесть напротив – не лучший вариант. Тогда рукой до Кириллы
не дотянуться. Если не будет иного выхода, придётся застрелить. В кармане револьвер.
С двух шагов в лоб попасть нетрудно… Нет, нельзя. Дети напугаются, начнётся
давка. Сшибут опору, свод рухнет…
А потом Фандорин заметил ещё кое-что, и от плана с пальбой
пришлось окончательно отказаться.
В подрагивающем свете блеснула какая-то нить. Она тянулась
от запястья Кириллы к самому тонкому месту опоры.
Проволока, понял Эраст Петрович. Пророчице достаточно
дёрнуть рукой – и «лёгкая» смерть тут как тут.
Дети подвинулись, и он сел по-японски прямо между ними. С
обеих сторон и даже сзади к нему прильнули горячие тела. Чувствуя, как в горле
встаёт ком, Фандорин обнял двух маленьких соседей, мальчика и девочку. Плечики
у обоих были тонкие и хрупкие, а у девочки ещё и дрожали.
– А я тебя прижнала, – прокартавила она. – Ты
у наш в Мажилове был.
Фандорин тоже её узнал – по конопушкам на носу, по щербатому
рту, а особенно по варежкам. Они были ярко-красные, подвешенные на тесёмке. Это
она тогда сказала чужому дядьке: «Ну чаво вылупилша? Иди куды шёл».
Заметив, что он смотрит на варежки, девочка, будто
оправдываясь, сказала:
– Жябко тута. Руки штынут.
– Потерпи, ласточка моя, – улыбнулась ей
Кирилла. – Скоро надышим. То-то жарко станет. Скажи, брат Ерастушка, ты
как догадался, куда идти спасаться?
Чуть поколебавшись, он решил, что этой женщине лучше говорить
правду.
– По «Видению старца Амвросия». В б-богомиловской мине
нашёл…
Она кивнула:
– Я и говорю, умный ты… Деды-то спаслись?
– С-спаслись. Поздно отрыли… Как почитал я г-грамотку,
как понял, про что п-пророчество, у меня словно г-глаза открылись, – выстраивал
версию Фандорин, но смотрел не в проницательные глаза Кириллы, а вниз, в землю.
Ничего подозрительного – переживает человек, с трудом подбирает слова. Даже
заикается больше обычного.
– Свезло тебе. Спасёшься. – Сказительница тихонько
рассмеялась. – А и мне от Господа напоследок потачка. Признаться ли? Как
ты меня из огня вытащил, очень мне захотелось поглядеть, что ты за человек.
Хоть краешком глаза. Думала, это Лукавый меня искушает… Красивый ты, ладный. С
таким и к небу вознестись радостней.
Он слегка поклонился, как бы благодаря за комплимент. Что за
фантасмагорическая ситуация! Вести любезную беседу, когда жизнь подвешена на
нитке, а держит нитку в руке (причём в самом буквальном смысле) безумная
фанатичка.
– Я так и не понял, зачем юродивый дом поджёг, –
сказал Эраст Петрович, чтобы спустить разговор с небес обратно на землю.
– Неужто не ясно? – удивилась она. – Это он
хотел меня сбить. Лаврентий давно по деревням ходит, ложиться в мину
отговаривает. Думает, он человек Божий, а сам у Антихриста на посылках! Но
Лаврентию большой дар дан. Прозорлив юрод, разгадал меня. И вон какую каверзу
удумал. Запалил дом с четырёх сторон, дверь легонько подпёр. Знал, что
спросонья всяк только о себе думает. Выскочат на улицу, про меня забудут. В том
у него и расчёт был.
– Сжечь?
