Ренар немного обжился, присмотрелся и, разумеется, нацелился
на Полиньку. Я наблюдал все это со стороны и изрядно веселился, не подозревая,
каким невероятным образом закончится эта пастораль. Влюблённая Полинька,
ошалевший от запаха миллионов французик, сгорающая от зависти Анюта, которой,
поневоле пришлось взять на себя роль блюстительницы целомудрия. Признаюсь
откровенно, меня эта комедия занимала не меньше, чем тетеревиный ток.
Благородный отец же пребывал в неведении, потому что был спесив и не мог
вообразить, что княжна Каракина может увлечься каким-то архитекторишкой.
Натурально, закончилось скандалом. Однажды вечером Анюта
ненароком (а может быть, и нароком) заглянула в садовый домик, обнаружила там
сестру и Ренара in flagranti delicto и немедленно наябедничала папеньке.
Грозный Лев Львович, чудом избежав апоплексии, хотел сей же час выгнать
преступника вон. Французик едва умолил оставить его в усадьбе до утра – леса
вокруг Сосновки такие, что одинокого человека по ночному времени вполне могут и
волки съесть. Если б не вмешался я, выставили бы блудодея за ворота в одном
сюртучишке.
Рыдающую Полиньку отправили в спальню, под присмотр
благоразумной сестры, архитектор отправился к себе во флигель укладывать
чемоданы, прислуга попряталась, и весь напор Князева гнева пришлось выдерживать
вашему покорному слуге. Лев Львович бушевал чуть не до рассвета и совсем меня
замучил, так что спал я в ту ночь немного. А утром видел из окна, как
французика увозили на станцию в простой телеге. Он, бедняжка, всё на окна
оглядывался. Да только, похоже, никто не помахал ему на прощанье – больно уж
унылый был у француза вид.
Дальше начались чудеса.
К завтраку княжны не вышли. Дверь спальни заперта, на стук
никакого отклика. Князь снова закипятился, стал подавать признаки неотвратимой
апоплексии, велел ломать дверь к чёртовой бабушке.
Взломали. Входят. Господи Иисусе! Анюта лежит в постели,
вроде как в глубоком сне, Полиньки же нет вовсе, исчезла. В доме нет, в парке
нет – как сквозь землю провалилась.
Сколько ни будили Анюту – всё впустую. Домашний доктор,
постоянно живший в усадьбе, незадолго перед тем умер, а нового ещё не наняли.
Пришлось посылать в волостную больницу. Приехал земский врач, из длинноволосых.
Пощупал, помял, говорит: это у неё сильнейшее нервное расстройство, полежит –
очнётся.
Вернулся возчик, что француза отвозил. Человек верный, всю
жизнь при усадьбе. Божится, что довёз Ренара до самой станции и на поезд
усадил. Барышни с ним не было. Да и как бы ей за ворота прокрасться? Парк в
Сосновке был окружён высокой каменной стеной, у ворот караульные.
Анюта назавтра очнулась, да что толку? Потеряла дар речи.
Только плачет, дрожит вся, зубами лязгает. Через неделю понемногу заговорила,
но про ту ночь ничего не помнит. Если приступали с расспросами – у ней сразу
судороги. Доктор строго-настрого воспретил. Говорит, для жизни опасно.
Так и пропала Полинька. Князь совсем с ума сошёл. Писал и
губернатору, и самому государю, поднял на ноги полицию. За Ренаром в Москве
слежку установили, только всё впустую. Помаялся французик, поискал заказчиков –
не тут-то было. Никто не хочет с Каракиным ссориться. Так и уехал бедолага в
свой Париж. А Лев Львович всё ярится. Вбил себе в голову, что убил злодей его
ненаглядную Полиньку и в землю закопал. Перерыли весь парк, пруд вычерпали,
бесценных карпов погубили. Ничего. А месяц спустя, наконец, явилась и
апоплексия. Сидел князь за обедом, вдруг как захрипит – и лбом в суповую
тарелку. Оно и немудрёно, от таких-то переживаний.
Анюта после той роковой ночи не то чтобы умом тронулась, но
сильно переменилась в характере. И раньше-то весёлостью не отличалась, а тут и
вовсе рта не раскроет. Только вздрагивает от малейшего шума. Я, грешным делом,
небольшой любитель трагедий. Сбежал из Сосновки, ещё когда князь жив был. После
приезжаю на похороны – батюшки-светы, усадьбу не узнать. Жутко там сделалось,
будто чёрный ворон крылом накрыл. Посмотрел, помню, и думаю: быть сему месту
пусту. Так и вышло.
Не захотела Анюта, единственная наследница, там жить,
уехала. Да не куда-нибудь в столицу или в Европу, а на самый край света.
Управляющий высылает ей деньги в Бразилию, в город Рио-де-Жанейро. Я по глобусу
полюбопытствовал – Рио этот аккурат напротив от Сосновки, дальше уж не
заберёшься. Вот как княжне отчизна опротивела. Подумать только – Бразилия!
Поди, ни одного русского лица, – со вздохом закончил Архип Гиацинтович
свой необычный рассказ.
– Отчего же. У меня в Бразилии есть знакомый, мой
бывший с-сослуживец по японскому посольству – Карл Иванович Вебер, –
задумчиво пробормотал Эраст Петрович Фандорин, выслушавший занятную историю с
интересом.
Манера говорить у чиновника особых поручений была мягкая,
приятная, и лёгкое заикание её ничуть не портило.
– Вебер теперь посланником при б-бразильском императоре
доне Педро. Не такой уж это край света.
– В самом деле? – живо обернулся к говорившему
Архип Гиацинтович. – Так, может быть, разгадка ещё возможна? Ах,
любезнейший Эраст Петрович, говорят, что вы – блестящий аналитический ум, что
любые тайны вы расщёлкиваете, как грецкие орехи. Вот вам задача, не имеющая
логического решения. С одной стороны, Полинька Каракина из усадьбы исчезла –
это факт; с другой стороны, покинуть усадьбу она никак не могла – и это тоже
факт.
– Да-да, – подхватили несколько дам сразу. –
Господин Фандорин, Эраст Петрович, ужасно хочется узнать, что же там на самом
деле произошло.
– Готова биться об заклад, что Эраст Петрович легко
разгадает этот парадокс, – уверенно заявила Одинцова.
– Заклад? – быстро переспросил Мустафин. –
Что поставите?
Следует пояснить, что оба – и Лидия Николаевна, и Архип
Гиацинтович – были заядлыми спорщиками и в своей страсти к заключению пари иной
раз доходили до безрассудства. Наиболее проницательные из гостей переглянулись,
заподозрив, что вся интермедия с якобы случайно вспомнившейся загадочной
историей была разыграна по предварительной договорённости и молодой чиновник
стал жертвой ловко составленного заговора.
– Мне очень нравится ваш маленький Буше, – с
лёгким поклоном сказал Архип Гиацинтович.
– А мне ваш большой Караваджо, – в тон ему
ответила хозяйка.
Мустафин только покачал головой, как бы восхищаясь
непомерным аппетитом Одинцовой, но спорить не стал – очевидно, не сомневался в
своей победе. А может быть, ставки уже были согласованы меж ними заранее.
Эраст Петрович, несколько опешив от этакой стремительности,
развёл руками:
– Но я не был на месте п-происшествия, не видел
участников. Насколько я понимаю, полиция, даже располагая всем необходимым,
ничего не смогла сделать. Где уж мне теперь? Ведь и времени, вероятно, прошло
немало.
