Я отступил назад. Моран совершенно точно смотрел в моем направлении, но вот видел ли меня? Во мне зрела непонятная уверенность: полковнику точно известно, кто я такой и где прячусь. Показалось даже, он направил на меня дуло. Но сейчас его занимали спутники, он полностью завладел их вниманием. Две молоденькие девицы глядели на него с обожанием, а их юные спутники заискивающе улыбались. В компании также присутствовали двое джентльменов постарше и четыре дамы, вид у них был покорный, они ждали, что же скажет Моран.
Что за оружие у него в руках? Парди или шотландская охотничья винтовка, а может быть, карабин Мура и Диксона? Трудно сказать, но я готов был поклясться: поднимая его, Моран смотрит прямо на меня. Вот он отвернулся. Поклонники не отрывали от него глаз, словно школьники, уставившиеся в рот учителю, а он читал им лекцию об искусстве стрельбы негромким, но звучным и уверенным голосом.
— Я, к вашему сведению, однажды попал шесть раз из восьми в шляпу, которая находилась в руках у товарища. С расстояния в сто пятьдесят ярдов. Дело было на полковом турнире, и ружье похожее. Офицер со шляпой знал: опасность ему не грозит. Участники стрелковой бригады должны по очереди держать мишени, вы знали об этом? Стоит кому-нибудь отказаться, его сочтут презренным трусом и с позором погонят из полка. С четырех сотен ярдов я всаживал четыре из шести пуль в радиусе восемнадцати дюймов от центра мишени, но, конечно, с ней рядом никто не стоял. Не нашлось желающих, даже в стрелковой бригаде, слишком уж далеко. Сам же я дважды выходил под пули на таком расстоянии, потому что был уверен в стрелке. Побился об заклад. И, приятно признаться, выиграл.
Моран вздернул винтовку на плечо, прицелился. Другой на его месте полностью сосредоточился бы на выстреле, но он продолжал лекцию:
— Но это все ерунда. Мне часто приходилось вгонять гвоздь в стену одним выстрелом. Здесь нет никакой хитрости. Попробуйте сами. Смотрите внимательно. Нужно поднять винтовку к плечу и держать ее ровно. Не сжимайте ствол. Поместите цель так, чтобы она оказалась в центре мушки и целика. Вы, молодые люди, можете вообразить вместо железного треугольника пару раздвинутых дамских ножек, они так и ждут, так и манят.
Один из мужчин в цилиндре, стоявший позади полковника, усмехнулся.
— Держите локоть ровно и прямо. Легонько коснитесь спускового крючка одним лишь указательным пальцем, только так и никак иначе. Это вам не игрушечное ружьецо. Делайте только необходимое усилие, не хватайтесь за оружие, не сжимайте его. Обращайтесь с ним как с женщиной, с прелестной скромницей.
Не успели его спутники послушно рассмеяться, как раздался выстрел. Пуля ударила точно в середину мишени, висящей над воротами замка. Кое-кто из зрителей радостно зааплодировал. Но хлопки смолкли, когда Моран повернулся. Я отчетливо видел его через щель между полотняной стенкой шатра и деревянным шестом.
— Вы великий охотник, — восторженно крикнула молоденькая дама, все еще хлопая в ладоши.
Полковник выбрал приз и указал на дешевое латунное кольцо, зазывала поспешил снять его с полки. Потом Моран посмотрел на девушку.
— Охота, дорогая моя леди, — дело серьезное, и я кое-что об этом знаю. Берегитесь. Иногда не удается убить зверя с одного выстрела, даже если цель под самым носом. Это касается могучих и сильных животных. К примеру, слон — великолепная добыча, охотиться на него — величайшее удовольствие и вместе с тем настоящее испытание.
Его забросали вопросами.
— Да, сэр, приходилось, — ответил он кому-то, — множество раз. Больше всего мне запомнился африканский слон, которого я прикончил из винтовки Диксона. Гиганты передвигаются довольно медленно, но они сильны и весьма опасны, если не знаешь, как к ним подступиться. Сначала следует спустить собак, они отвлекут его внимание. Раз я стрелял в могучего зверя прямо с седла и попал ему в плечо. Сначала он будто даже и не понял, что произошло.
Пара слушателей засмеялась, словно по команде.
— Но вот что странно, меткий выстрел словно лишил его способности бежать, — продолжал Моран. — Слон даже не попытался скрыться, медленно зашел в рощу, потом повернулся и уставился на меня. Превосходная крупная голова. Я спешился и несколько раз пальнул в его массивный череп, а он, представьте себе, просто стоял и смотрел, словно не замечая выстрелов. Только каждый раз кивал головой, будто кого-то приветствовал, и тянулся хоботом к ране. Потом неуверенно качнулся, но сумел удержаться на ногах. Я всадил еще шесть пуль ему в плечо, а он все не падал. В конце концов пришлось добить его из голландской шестифунтовой полевой пушки.
Я слушал этот рассказ о хладнокровном убийстве благородного животного, и меня охватывало все большее отвращение. Напоследок полковник принялся высмеивать свою жертву, голос его сделался нарочито жалобным и удивленным:
— И вот он стоит там, закрывая и открывая глаза, а из них катятся огромные слезы. — Всем своим видом Моран изобразил горе и провел пальцами по лицу, притворяясь плачущим. — Потом гигантская туша дрогнула, он упал на бок и умер.
На этот раз молчали даже его поклонники. Вызвала ли у них эта история такое же неприятие, как у меня? Кто-то что-то пробормотал.
— К счастью, — ответил на неразборчивый вопрос полковник, — его бивни весили по девяносто фунтов каждый. Наша экспедиция сполна окупилась.
Моран взял тлеющую сигару, которую во время рассказа положил на выигранное латунное кольцо, сделал затяжку и снова опустил. Не знаю, как именно он выбрал жертву, но несколько минут спустя, когда компания вышла из тира, полковник окликнул молоденькую девушку, засмотревшуюся на жонглеров. Одета она была гораздо беднее спутников.
— Будьте добры, милочка, прихватите мое новое кольцо.
Девушка взяла с прилавка безделушку, но тут же, задохнувшись от боли, уронила ее на пол — сигара успела раскалить металл. Моран усмехнулся, и вместе с ним послушно захихикали двое других мужчин, которые с самого начала видели, к чему все идет, но, видимо, посчитали, что большого вреда полковник не нанес.
— Ох уж эти собаки и женщины, Арчи, — пожаловался он одному из пожилых спутников, — по-другому не понимают, да?
Таков был Роудон Моран. Его невообразимая бессердечность вызывала отвращение и немного пугала. Так это и есть наш самопровозглашенный враг? Боялся я не искусной стрельбы: даже если полковник меня и увидел, то вряд ли решился бы прикончить прямо в Эпсом-Даунс. Да, он настоящий мерзавец, но мы с Холмсом повидали немало отребья. Морана не привлекали к суду, однако он был гораздо хуже многих известных преступников. В тот миг я поставил бы последний соверен на то, что именно он застрелил Джошуа Селлона, хотя имеющиеся у нас доказательства не убедили бы ни одного судью. От полковника почти ощутимо веяло самоуверенностью и злой силой.
Глубочайшее омерзение я испытал, услышав издевательский рассказ об убийстве слона. Перед этим померкли даже многочисленные истории о несчастных жертвах полковника. Кстати, Шерлок Холмс чаще всего сохранял невозмутимость, изо дня в день сталкиваясь с отъявленными негодяями, совершающими отвратительные поступки, но впадал в безграничную ярость, узнав о жестоком обращении с нашими меньшими братьями. Мой друг охотнее взялся бы защищать убийцу, нежели человека, ради забавы прикончившего дикое животное. Эту особенность его характера я теперь понимал как никогда ясно.
