Победитель получал тысячу гиней. Неудивительно, что, когда мелькнул флажок на старте, трибуны огласились возбужденными криками. Но потом зрители примолкли, и воздух буквально заискрился от напряжения. На первом повороте кони скакали так близко друг к другу, что казалось, они вот-вот столкнутся. Мощные копыта взрывали торф. На первом прямом отрезке лошади уже выстроились в линию. Плут Гасси Ньютона вырвался было вперед, но, в соответствии с кличкой, умудрился всех обмануть и отстал от конкурентов уже на втором повороте, а потом и вовсе очутился в хвосте.
Лошади промчались мимо трибуны. Статный серый Чистюля сделал рывок и лидировал в забеге. Все взгляды устремились на него. Так-и-Сяк бежал почти вровень с ним. Вот они вышли на новый поворот, расстояние между жеребцами постепенно росло. Кони скрылись из виду, потом снова показались из-за холма и вылетели на финишную прямую. Последний отрезок пути снова пролегал перед трибуной. Соперники не поменялись местами. И вдруг почти у самой трибуны Серебряный стремительно пошел вперед, свежий и полный сил, будто только-только со старта. Жокей плотно сжимал коленями седло. Вот они обходят Денди, потом Чистюлю и наконец выигрывают забег, опередив последнего на полтора корпуса. Так-и-Сяк Бобби Армитеджа отвоевал второе место у французского Центуриона.
После такого напряженного зрелища обычно хочется расслабиться. Скачки удались на славу. Они настолько поглотили меня, что лишь много позже я с ужасом осознал, с какой легкостью враги могли в тот момент всадить в меня пулю, а я бы и не заметил надвигающейся опасности. Шерлок Холмс отправился на встречу с Шеффилдом Россом, чтобы поздравить его с триумфом, и я на час или два оказался предоставлен самому себе. Мы договорились встретиться у дрэга в пять часов.
— Не сомневаюсь, Ватсон, что после такого удачного забега полковник Росс и его протеже непременно появятся в Эпсоме и в июне. Обещаю вам, в следующий раз они завоюют главный приз. Победитель эпсомского дерби — чем не венец карьеры!
Я не хотел идти вместе с Холмсом к бывшему клиенту, ведь моя роль в том расследовании была весьма невелика, и направился к шумной ярмарке. В веселой толпе, кроме меня, бродило еще несколько джентльменов в шелковых цилиндрах. А представители низшего сословия в тот день принарядились все как один: едва ли не каждый щеголял в жилете, украшенном серебряной цепочкой от часов.
Примерно через две сотни ярдов я наткнулся на шатер под названием «Королевское стрельбище Великобритании». Я бывший военный и потому нахожу подобные развлечения весьма занимательными. Тир представлял собой роскошное зрелище и гордо возвышался над огороженными площадками, где проводились разного рода средневековые турниры, и игорными палатками. Мишень располагалась в пятидесяти футах от стойки, возле которой выстроились в очередь полные надежд стрелки, и крепилась на сооруженном по всем правилам стрельбищ земляном валу по крайней мере в два фута толщиной. Там нарисовали стену осажденного замка. Внизу виднелись воротца, над которыми пестрели маленькие красные, белые и синие мишени. Сбоку на полке стояли всевозможные призы, начиная с дешевых кукол и заканчивая фарфоровыми блюдами. Всем заправлял зазывала в кепи и черном атласном сюртуке.
— Дамы и господа, перед вами осада Севасто-о-ополя! Полюбуйтесь знаменитой русской крепостью, она воспроизведена во всех подробностях. Кто хочет всадить пулю в свирепого русского солдата? Кому удастся укокошить царя? Кто готов с мушкетом в руках постоять за честь старой доброй Англии и ее величества? Приз за каждое попадание!
Поддавшись любопытству, я подошел ближе. Один за другим работяги отцепляли повисших на локте жен или подруг, платили шесть пенсов и получали винтовку и возможность трижды попытать счастье. Пятеро попали лишь в каменные стены замка. Каждый раз после неудачного выстрела маленькие воротца внизу распахивались, из них выглядывал дьявол с высунутым языком, и одновременно раздавалось насмешливое «ку-ку!» (видимо, срабатывало устройство наподобие новомодных часов с кукушкой). Шестой претендент промазал в первый раз, зато со второй попытки попал в яблочко. Из дверцы показалась крошечная улыбающаяся Венера, прикрывающая обнаженные прелести букетом цветов, и поклонилась победителю. В толпе послышался довольный смех. Удачливый стрелок забрал приз из рук бледной девушки, помогавшей зазывале.
А тот тем временем увидел в толпе знакомое лицо.
— Сэр, ваш выстрел! Покажите им, как это делается! Прошу вас! Полковник, покажите нам! Полковник Моран! Сэр!
Меня пронзило такое острое чувство тревоги, будто кто-то приставил к моей спине между лопаток холодное лезвие мясницкого ножа. Моран же еще не в Англии! Хотя нет, он с легкостью мог добраться до Лондона из Лисабона, сев на парижский экспресс. Что делать — уйти? Как бы я ни шел, медленно или быстро, все равно привлеку к себе внимание. Но и стоять, повернувшись к нему спиной, тоже нельзя. Либо он меня видел, либо нет. Я будто ненароком сделал несколько шагов по направлению к дальнему углу тира, укрылся там, а потом бросил осторожный взгляд в щель между краешком шатра и натянутым канатом. В конце концов, в Англии не один полковник Моран, взять хоть его брата Себастьяна.
Но ошибки быть не могло. Окруженный толпой спутников мужчина как две капли воды походил на портрет, который на прошлой неделе показывал нам Майкрофт Холмс. Те же изогнутые в жестокой усмешке губы. Полковник успел постареть (ему было уже не под сорок, а под пятьдесят), и пронзительная злоба не так явственно сквозила в его прищуренном взгляде, когда он, улыбнувшись, повернулся к зазывале. На мгновение черты его смягчились, вместо ненависти в них читалась лишь обыкновенная бравада. Но за напускной веселостью, как под слоем грима, крылось то самое мужественное и вместе с тем яростное выражение со снимка. Почему, черт подери, он вообще позволил себя сфотографировать? Наверное, виной тому излишняя самоуверенность.
Неужели Моран так стремился показать миру свое истинное лицо и ни во что не ставил чужое мнение? Вокруг него собралась целая компания — мужчины и женщины, юные и не очень. Он был душой этого общества, явившегося насладиться скачками и шумной ярмаркой.
Полковник взвесил в руке винтовку, проверяя, все ли честно. Идеальный образ охотника, готового прикончить добычу или погибнуть самому. Высокий лоб свидетельствовал о недюжинных умственных способностях, а следовательно, и о высоких шансах на победу в любом поединке. Моран больше не улыбался. Внешне расслабленный и спокойный, он заплатил свои шесть пенсов и взял у зазывалы три пули. И все же в его поведении сквозила едва заметная нервозность, которая изобличала сдерживаемую импульсивность.
Усы, казавшиеся такими пышными на фотографии, он явно красил. Но об их истинном цвете, поблекшем со времен юности, свидетельствовали ярко-рыжие волоски на запястьях. Кожа на руках и на шее выдавала его возраст, такие приметы не в силах замаскировать никакое косметическое средство. В голосе Морана звучала решимость, смешанная с презрением к окружающим. Джек и Фрэнк описывали мне бесшабашного весельчака, который успел повидать мир и знал что почем. Но сейчас слова его звучали глухо, с грубой насмешливостью. По всей видимости, он любил покуражиться над ближними, но не умел смеяться с кем-нибудь за компанию.
