– На одну и на все последующие, пока тебе не надоест. Дом огромный! У меня шесть гостевых комнат, которые всегда пустуют. Не желаешь ли освежиться в ожидании ужина?
– Тебе не нравится моя прическа? – спросила Агата.
– Если честно, моя дорогая, нельзя заявляться в гости такой грязной. Марш в ванную!
– Если честно, мой дорогой, меня тянет сравнить тебя с Реттом Батлером. И это не комплимент!
Выйдя из гостиной, Агата поднялась по широкой лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для гостей. Сверху величина дома Квинта поражала воображение. В апартаментах, куда дворецкий уже занес ее вещи, у нее голова пошла кругом. Такой роскоши она не видела никогда в жизни. В необозримом помещении на возвышении стояла ванна, к ней вели мраморные ступени. В зеркале в золоченой раме над умывальником из лазурита отразилась она сама – и картина той жизни, которую она когда-то выбрала.
Погрузившись в благоухающую пенную воду, Агата зажмурила глаза. Перед ее мысленным взором проплыла вереница образов: мать, не разрешавшая ей покидать дом; сестра, увлекшая ее в темноту; эпизоды их совместного путешествия через всю страну; дверь тюрьмы, захлопнувшаяся за ее спиной. Обложенное кафелем помещение, где ее раздели, унизили, отняли все вещи; бирка на оранжевом комбинезоне, отныне единственной ее одежде; длинный коридор, по которому ее провели, заковав в кандалы по рукам и ногам, вопли заключенных, кидавшихся на решетки при виде новенькой, – коридор, которому, казалось, не будет конца… Она содрогнулась, снова услышав тюремные звуки: лязг засовов, скрип кранов в душевых, глухой рокот разлитого всюду насилия – последней соломинки для тех, кому нечего больше терять. Она сбежала из ада – и вдруг очутилась в раю. Дыхание перехватило, горло сжалось; испугавшись, что сейчас задохнется, она выбралась из ванны и растянулась на полу.
Прошло немало времени, прежде чем она взяла себя в руки. Когда утихло сердцебиение и восстановилось дыхание, она встала, накинула купальный халат и пошла одеваться.
Потом, спускаясь в гостиную, она столкнулась с дворецким, поднимавшимся ей навстречу: он доложил, что хозяин дома ждет ее во дворе, и чинно отправился вниз вместе с ней.
* * *
Квинт сидел на ступеньках крыльца.
– Предлагаю начать сначала, – сказал он при виде ее.
– Что начать?
– Восстанавливать отношения. Наш разговор в салоне мне очень не понравился. Знаешь, внешность обманчива: на самом деле я мало изменился. Говорят, пятидесятилетний рубеж мужчина встречает спокойно, с уверенностью в себе; я же подошел к нему с пустыми руками. Я по-прежнему испытывал сомнения, тревогу, какое-то вечное моральное недомогание. Я очень часто вспоминаю все то, что мы пережили.
– Сигаретка найдется? – спросила Агата, садясь с ним рядом.
– Сейчас попрошу принести.
– Нет, Квинт, мне бы хотелось, чтобы ты сам сходил за куревом. Принеси заодно две бутылочки холодного пива, которое мы выпьем из горлышка. Тогда я, может быть, узнаю человека, которого знала раньше.
Квинт подчинился. Вернулся он, сменив брюки из вельвета и белую рубашку на потертые джинсы и черную футболку.
– Так лучше?
– Так ты больше похож на себя, вернее, на того, каким я тебя помню.
Квинт вставил себе в рот две сигареты, чиркнул спичкой, зажег обе и отдал одну Агате. Она сделала глубокую затяжку и сильно закашлялась.
– Признавайся, здесь только табак?
– Почти, – ответил сияющий Квинт.
– Объясни, как парень в лохмотьях, которого я знала, сумел так преуспеть в жизни?
– Я расскажу тебе об этом за столом. Правда, мне придется быть настороже, чтобы не ляпнуть при твоей подруге что-нибудь запретное? Меня все время подмывает назвать тебя настоящим именем.
– Умоляю, не забывай о бдительности!
– Ты принимаешь меня за идиота или это редкое совпадение? Эта твоя Милли – вылитая…
– Ты не идиот, – перебила его Агата. – Да, Милли – моя племянница. Но она этого не знает, и я хочу, чтобы так и оставалось.
– Понимаю… Именем своей сестры ты, наверное, назвалась для большей простоты?
– Милли родилась уже после того, как мы с сестрой поменялись именами. Для нее мать всегда была Ханной. Если бы я вернула мое настоящее имя, это ее сильно встревожило бы.
– Почему ты ничего не хочешь ей говорить? Только не заливай, будто вы встретились случайно!
– Случаю помог Макс. Я знала, где и когда ее перехватить, благо ее образ жизни отличается удручающим постоянством.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Она не знает о моем существовании, о прошлом своей матери, о том, что произошло между нами, сестрами.
– Вплоть до того, что не знает о существовании тетки?
– Знает, что была. Ей наплели, будто я умерла еще до ее рождения.
– Твоя сестра решилась на такую ложь?
– Если бы сестра! Меня отправила в могилу родная мать.
– Сочувствую… – пробормотал Квинт. – Представляю, как тебя потрясло это известие!
– У меня были основания для подозрений. Мать меня так и не простила. Как и другую свою дочь. А мне всегда хотелось познакомиться с Милли, я годами об этом мечтала. Но так, чтобы после этого жизнь ее перевернулась.
– Ты сбежала из-за нее?
– Из-за нее и из-за многого другого, касающегося нас с ней.
– Как мне тебе помочь?
– После всего, что ты мне рассказал, – никак.
К дому приближались галопом два всадника. Милли прекрасно держалась в седле, и Агату это привело в восторг.
– Твоя племянница – девчонка не промах, – похвалил ее Квинт. – Похоже, она действительно владеет нашей конной премудростью.
Как ни странно, эта похвала наполнила Агату гордостью.
– Еще раз тебя прошу, Квинт, будь осторожен, не сболтни при ней лишнего.
– Не волнуйся, я умею хранить тайны.
– Ты поддерживал связь с нашими?
– Нет, – ответил Квинт. – Я всегда был в группе белой вороной, меня терпели, но по-настоящему не уважали.
– Ты говоришь так из-за цвета своей кожи?
– Глупости, это просто образ.
– Я догадывалась и находила это странным.
– Выйдя из подполья, я встретился со старым товарищем из «Черных пантер» и некоторое время с ним общался. Потом, когда я уже начинал здесь, я приютил у себя девушку, которой требовались работа и крыша над головой. Ее звали Дженнифер, ты ее не знала. Она ловко обращалась с лошадьми. А потом она вдруг исчезла. Больше я ее не видел. О других я иногда что-то слышал, но это было давно. А ты?
– Меня навещал раз в год только Макс. Сначала приезжала Люси, но потом перестала. Раз-два в год мне писал Рауль. Остальные не подавали признаков жизни. Я ни на кого не в обиде. Думаю, каждый заботился о том, чтобы спасти свою шкуру.
