– А я уже готовился воскликнуть: «Ханна, какой великолепный сюрприз!» – сказал Квинт, растирая щеку. – На такое я не рассчитывал…
– Ханны больше не существует. Заруби себе на носу: теперь меня зовут Агата. Учти, мы не одни. А что касается расчетов, то раз дошло до этого, то ты мог бы меня обнять и поцеловать.
Квинт так и сделал, после чего пригласил ее в дом.
Милли завороженно наблюдала за происходящим на крыльце с расстояния двадцати шагов.
– Лучше закрой рот, а то муха залетит. Или ты приросла к месту?! – крикнула ей Агата.
– Кто это? – шепотом спросил Квинт.
– Одна молодая особа, согласившаяся подвезти меня в знак симпатии. Смотри, не сболтни при ней лишнего, – тихо предупредила его Агата.
Дворецкий хотел забрать у Агаты сумку, но она крепко в нее вцепилась и сердито взглянула на него.
– Извините за мое поведение, мэм, – простонал он.
– Не раскаивайтесь, это ваша работа. И не беспокойтесь, я не доносчица. – Входя в холл, она добавила: – Лучше приведите мою подругу. Не знаю, что с ней, может, у нее столбняк?
Дворецкий, помнивший дословно их разговор, спросил, какой напиток предпочитает Агата.
– Любое спиртное, лишь бы покрепче. И так, чтобы никто не заметил. Надеюсь, вы меня понимаете? Мне надо заботиться о репутации.
Дворецкий поклонился и пошел выводить из столбняка Милли.
Квинт проводил гостью в гостиную. Обшитые деревянными панелями стены были увешаны мрачными картинами, освещенными маленькими музейными светильниками, мебель с дорогой инкрустацией была заставлена безделушками. Расписной потолок, лепнина, обрамлявшая двери и окна – в стиле интерьера ощущался переизбыток роскоши.
– Ты ограбил Форт-Нокс? – спросила Агата, наслаждаясь мягкостью дивана.
– Нет, я поступил еще хитрее! Вместо того чтобы стараться изменить систему, я решил извлечь из нее выгоду. Раз не вышло ее разрушить, я бросил ей вызов и выиграл.
– По крайней мере за свое согласие поступить к ней в услужение ты потребовал высокую плату.
– Это как посмотреть. Я столько трачу каждый год на благотворительность, что гораздо эффективнее борюсь с бедностью, чем в былые времена, когда мы печатали в темных подвалах листовки.
– Ты делаешь это, заботясь о неимущих или чтобы успокоить собственную совесть?
– С чего ей быть неспокойной? Потому что живу в достатке? На протяжении всей молодости я жертвовал собой. Я ничего не забыл: ни откуда мы пришли, ни что натворили, тем более зачем, но совершенно уверен, что сейчас творю больше добра, чем раньше. Не осуждай меня, ты ведь ничего не знаешь. Я сильно прижал эту систему, которая была нам так ненавистна, и теперь перераспределяю большую часть того, что зарабатываю. Я финансирую школы, два диспансера, дом престарелых, я создал в окрестностях сотню рабочих мест и при этом не разыгрываю из себя святого. Мало кто из наших шишек может сказать о себе что-нибудь похожее.
– Я тебя ни о чем не просила и приехала не для того, чтобы тебя осуждать. Ты живешь так, как тебе хочется, и твоя помощь людям заслуживает только похвалы. Сама я не могу похвастаться тем, что сумела хоть что-то совершить за последние тридцать лет.
– Тогда сменим тему. Я уже схлопотал пару пощечин, теперь попробуем вести приятную беседу. Когда тебя выпустили?
– Я выпустила себя сама, через потайную дверцу, – заявила Агата, заметив, что Квинт встревожился, и получая от этого удовольствие.
– Значит, ты в бегах?
– Да. Теперь, когда ты это знаешь, каждая минута в моем обществе все больше превращает тебя в моего сообщника.
– Чем я могу тебе помочь, Агата?
– Как забавно! – воскликнула она. – Мне и раньше казалось, что твоя речь всегда слишком напыщенна. Сейчас ты разводишь в прерии лошадей, но от этого мало что изменилось: в твоих устах высокопарная риторика по-прежнему звучит естественно.
– Это комплимент или критика?
– Констатация факта. Сестра говорила, что однажды приезжала к тебе, пока я сидела в тюрьме.
– Если бы это было так, я бы очень удивился и утратил красноречие, которое ты мне приписываешь. Давай говорить без обиняков: с тех пор утекло много воды, хранить старые альковные тайны больше нет смысла. У нас с ней случился роман, который завершился некрасиво. Ты была тогда слишком юной, чтобы это заметить, но твоя сестра, уж извини, отличалась очень легким нравом. А я, ранимый субтильный юноша, тогда еще не был вполне уверен, что меня привлекают девушки. Сексуальная революция достигла апогея, но демонстрировать свои предпочтения тогда еще не вошло в моду. Твоя сестра отличалась от всех остальных, она была очень бойкой. Мужчина в женском обличье. Она свела меня с ума и на славу мной попользовалась. Я был ее правой рукой, причем вооруженной, она заставляла меня делать все, что хотела сама, ради нее я шел на самый крайний риск. Если бы она потребовала, чтобы я освободил Джорджа Джексона
[10]
, я бы без рассуждений пошел на штурм его тюрьмы. Я думал, что она искренна, но как же я был наивен! Пока я выполнял ее приказы, она скакала из одной постели в другую.
– Хватит, Квентин, с меня довольно.
– Я последний, кого захотела бы посетить твоя сестра: она отлично знала, что здесь ей не были бы рады.
Их разговор прервало появление в гостиной Милли в сопровождении дворецкого. Он поставил на столик напитки, подмигнул Агате, пододвигая ей стакан апельсинового сока, в который заранее плеснул водки, и удалился.
– Милли мечтала поездить верхом. Ты ей позволишь?
– Вы хорошая наездница? – спросил Квинт.
– Неплохая, – сказала Милли.
– В лошадях нет недостатка, я велю оседлать вам одну. С вами поедет мой человек. Здесь встречаются красивые пейзажи. Закат через два часа. У вас есть время получить удовольствие от прогулки, только не задерживайтесь.
Квинт позвонил дворецкому и проинструктировал его. Через считаные минуты дверь гостиной открылась, и Милли, сияя от счастья, убежала, поблагодарив хозяина дома.
– Будьте осторожны, у меня лошадки с норовом, – напутствовал он ее.
– Не беспокойтесь, справлюсь! – крикнула она уже из-за двери.
– А у меня душа не на месте, – сказала Агата, залпом опрокидывая свой стакан. – Сделай милость, посади ее на послушную клячу. Не хочу неприятностей.
Квинт нетерпеливо вздохнул.
– Теперь, когда мы остались одни, ответь, почему тебе важно знать, встречался ли я снова с твоей сестрой?
– Этого не случилось. Проехали. Ты сможешь приютить нас на одну ночь?
