— Извините, — вырвалось у меня.
— Извинить за что? — сказал ты мне прямо в ухо.
Он улыбнулся, чуть отступил и перешел на мою сторону, словно поджидая.
— Я сейчас не могу остановиться, — сказала я. — Говорю по телефону.
— С кем ты разговариваешь? — спросил ты.
Мистер Смерть возник неожиданно. Этот красивый, лысеющий мужчина средних лет в светлом костюме кающегося грешника, был непредсказуемым, нисколько не претендуя на утонченный вкус, точь-в - точь как руководство Би-би-си в те дни, когда телевидение все еще сулило благопристойность и эстетические амбиции, в те дни, когда в его драме еще присутствовало мужество, и можно было верить, что в вечерних новостях представлено именно то, что на самом деле произошло в мире, никаких там рейтингов, или денег, или протоколов канала. Те дни миновали, мы оба об этом знали, и все-таки я идеализировала их, как и его улыбку, меланхоличную, но, так сказать, цивилизованную.
Мы улыбнулись друг другу, и тут же мой телефон умолк. Я удивленно посмотрела на него; маленький экран погас. Минуту назад ты рассказывал мне о том, как прошел рабочий день и чем ты сейчас занимаешься дома, ожидая моего возвращения. Я говорила тебе, что иду по центральному туннелю, вполне возможно, успею на скорый поезд и буду дома к восьми и что по пути куплю на ужин что-нибудь в индийском ресторане. Мы обсуждали бхаджис с луком.
Я тряхнула телефон. На экране так ничего и не появилось. Приложила к уху, но оттуда донесся лишь треск пластмассы, как будто телефон был выключен. Нажала на кнопку. Ничего не произошло. Боком пробравшись через толпу к стене, я постучала о нее телефоном, сначала тихонько, потом изо всех сил. Результат тот же. Подняла глаза, ну что ж, мне не придется оглядываться, чтобы посмотреть ему в лицо. Высоко над витринами магазинов и людьми, которые торопились к поездам и от них, в самом верху стены через викторианский кирпич пробилась одинокая ветка какого-то растения или чего-то там еще.
Снова взглянула на телефон. «Алло?» — произнесла я в крошечное отверстие на случай, если ты все еще слышишь меня.
Пошла дальше. Он шел рядом, опрятный и застенчивый. Между девятой и одиннадцатой платформой, я нашла телефон-автомат и позвонила тебе, не обращая на него никакого внимания.
— Ты куда-то исчезла, — раздался в трубке твой голос. — Так ты будешь есть бхаджис или нет?
— У меня не работает телефон, — объяснила я. — Скажи, у тебя все в порядке?
— Все замечательно, — ответил ты. — Что случилось с твоим телефоном?
— Скажи, у тебя на самом деле все в порядке? — уточнила я.
— Да, — подтвердил ты. Потом спросил: — А что такое? В чем дело? Что-то не так? У тебя все нормально?
Теперь он стоял возле киоска с кофе. Он больше не смотрел на меня; сначала он разглядывал женщину с ребенком в очереди за кофе, затем двух женщин-полицейских, которые были одеты в люминесцентно-желтую форму и разговаривали у заграждения на перроне, потом мужчину, выпрашивающего возле банкоматов мелочь у прохожих. Я видела, как его взгляд переходил с одного человека на другого, и знала точно: то, что его внимание переключилось на других людей, вовсе не означает, что он потерял меня из виду.
— Я говорил тебе о нем. Ты смеялась.
— Это уже не смешно, — заметила я. — Поверь, я не придумываю. Вот что я пытаюсь сказать. Он сейчас в десяти ярдах от меня. Наблюдает за мужчиной, который готовит кофе в киоске. Смотрит, как тот чем-то посыпает кофе.
— Корицей? — спросил ты.
— Ради бога, понятия не имею, — взмолилась я. — Теперь он следит за тем, как тот накрывает кофе крышкой. Рассматривает, как он подкладывает под чашку салфетку, чтобы держать было не слишком горячо.
— Кому? — не понял ты.
— Женщине, — пояснила я, — которая покупает кофе.
— Почему ты решила, что это мистер Смерть? — спросил ты. — Как-то совсем не похоже на него. Звучит так, словно кто-то по указанию руководства проверяет работников киоска, все ли они делают согласно предписаниям.
— Нет, нет, что ты, на других людей он тоже смотрит, — возразила я, — не только на тех, кто стоит у киоска. Он наблюдает за разными людьми, ведь он же…
— Взгляни на него еще раз, — предложил ты. — Это не мистер Смерть. Обычный человек, не более.
Я посмотрела снова. И верно, мужчина, которого я приняла за Смерть, был обычным человеком, правда, он вел себя несколько странно, но как самый обычный человек.
— Действительно, — согласилась я, — обычный мужчина в костюме кремового цвета.
— Надо же, какая элегантность, — заметил ты. — Прямо-таки по-весеннему. Слушай. Позвони мне за двадцать минут до приезда, тогда я закажу ужин, и ты его сможешь сразу забрать, не надо будет ждать. Твой велосипед на станции?
— Я не смогу тебе позвонить за двадцать минут до приезда, — сказала я.
— Почему? — спросил ты.
— У меня не работает телефон, — напомнила я.
— Да, ты же говорила, я забыл. Слушай, что, если я позвоню в ресторан, приблизительно за двадцать минут до твоего приезда? Когда отходит твой поезд?
Электронные часы, отсчитывающие время над моей головой с резким металлическим звуком, показали 19:10:53. Потом появилось 19:10:54. И следом — 19:10:55.
— Через четыре минуты, — сказала я.
— Хорошо, — откликнулся ты. — Беги, а то останешься без места. До скорого.
Твой голос меня успокоил. Часы показали 19:11:00. Я повесила трубку и помчалась к поезду.
В вагоне я оказалась напротив девушки, которая сразу же начала кашлять, но свободных мест, куда можно было бы пересесть, уже не осталось. Девушка выглядела бледной, и, пока она набирала номер на мобильном телефоне, из глубины ее груди вырывался кашель. «Привет, — произнесла она (кашель). — Я в поезде. Нет, простыла. Простыла (кашель). Да, и вправду плохо. Да-да, на самом деле ужасно. Алло? (кашель) Алло?»
Когда поезд проезжал через туннель, она отрешенно смотрела на свой телефон. То же самое делали другие, прерванные на середине разговора в разных местах поезда, который был набит людьми, жалобно выкрикивающими свои «алло» сзади и впереди меня, как потерявшиеся или слепые. Но эти заблудшие «алло» так ни до кого и не добрались. Они безответно повисли в воздухе над нашими головами и сравняли всех тех, кому предназначались, но стоило нам выбраться из туннеля, как телефоны снова оживленно зазвенели, напевая известные мелодии из телевизионных шоу, упрощенные симфонии Бетховена.
Под этот перезвон женщина рядом со мной уснула, продолжая даже во сне держать спину прямо и сложив руки на книге, лежащей на коленях. Кашляющая девушка тоже прикрыла глаза. Сидевший напротив меня мужчина спал; он заснул сразу же, как только тронулся поезд, а теперь, прислонившись к окну, неуклюже сполз с раскрытым ртом в виде беззубой буквы «О». Я смотрела поверх его головы на предместья Лондона, призрачные в опускающихся на них сумерках, на бурьян, надписи на стенах, на мелькающие светящиеся квадраты вечерних окон, за которыми проходит жизнь сотен других людей. Надо же такое вообразить, подумала я, что мужчина, чуть не врезавшийся в меня, — это мистер Смерть, какая нелепость. Я рассмеялась. Кашляющая девушка открыла глаза и осуждающе посмотрела на меня. Я отвела взгляд, улыбнулась про себя, представляя, как чуть позже мы с тобой будем шутить по этому поводу, и принялась обдумывать те забавные подробности, что мы будем рассказывать потом, по прошествии нескольких недель, когда это станет обычной шуткой. Он похож на Смерть. Интересно, а как должен выглядеть мужчина, не похожий на Смерть: в черном капюшоне, безликий, он стоит с косой в руке на краю пруда, в котором плавает мусор, как в телевизионной рекламе в пору моего детства. И тут вдруг появилось беспокойство: а что, если это некое предзнаменование? Не будь такой уж глупой, сказала я себе. Постучала пальцами по ноге. Они онемели и не чувствовали боли, и пока я сидела с безучастным видом, пытаясь осознать все произошедшее, по затылку пополз пронизывающий холод, точно кто-то разбил ножом яйцо надо мной, вылил из скорлупы мне на голову прохладное содержимое, и оно потекло сзади по шее, и тогда я впервые поняла, что за всю жизнь никогда ни о ком не заботилась, кроме как о себе, и у меня не было ни малейшего представления, как это изменить или как все сделать иначе.
