Посвящается памяти Сорли Макдональд Кэйт Аткинсон — другу на все времена и Саре Вуд от всего сердца
Слова признания и благодарности
Выражаю особую благодарность «ТЛС», «Скотсмэн», «Чэпмэн», «Дэмэдж ленд», «Граундсвелл», «Антологии шотландских авторов» и всем другим антологиям и журналам, которые помогли появиться на свет этому сборнику рассказов.
Благодарю Фонд искусств за их столь важную поддержку и вознаграждение в виде принятия в члены организации во время написания этого сборника.
Особенная благодарность Аластеру.
Благодарю Королевский литературный фонд за предоставленную мне возможность укрыться в Ледиг- хаузе, Нью-Йорк, где я закончила писать эту книгу.
Спасибо вам, Ксандра, Казия, Мег, Эллен и Беки.
Спасибо тебе, Дэвид, и спасибо тебе, Саймон.
Спасибо тебе, Дональд.
Спасибо тебе, Сара.
Все в мире начинается со слова «да». Одна молекула сказала другой молекуле «да», и родилась жизнь. Но до предыстории была еще одна предыстория предыстории, и там нет слова «никогда», только «да».
Кларисс Лиспектор
УНИВЕРСАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
© Перевод О. Сергеевой
Там появился мужчина, который жил церковным погостом.
Ну, конечно, не всегда это был мужчина; на сей раз — женщина. Да-да, женщина жила церковным погостом.
На самом деле, сейчас уже мало кто использует такие слова — церковный погост. Все говорят кладбище. И никто больше не говорит жил чем-то. Другими словами.
Как-то появилась женщина, которая жила кладбищем. Просыпаясь утром, она всякий раз выглядывала в окно на заднем фасаде дома и видела…
Нет, все не так. Однажды была такая женщина, которая жила — не в нем самом! — букинистическим магазином. Ее квартира находилась на втором этаже, а весь нижний этаж здания занимал магазин, вот им-то она и заведовала. Изо дня в день она сидела среди «черепов и останков» подержанных книг, грудами лежавших на полках, что тянулись вдоль и поперек длинных узких комнат, шаткие книжные башни вздымались к потолку и слегка покачивались, едва не касаясь потрескавшейся штукатурки. Искореженные, или затертые, или все еще никем не тронутые корешки выцвели за годы безымянно и давно ушедшего света, хотя когда-то каждая из этих книг была новой, купленной в книжном магазине, полном сияния других таких же новых изданий. Теперь все они лежали здесь, чему было слишком много причин, как и тому, почему им приходится прозябать в пропитавшей воздух книжной пыли. В этот зимний день женщина сидела одна, ощущая вокруг себя весомость миллионов страниц, закрытых обложками, которые, возможно, так никогда и не откроются, чтобы позволить им снова увидеть свет.
Магазин находился внизу переулка неподалеку от центра маленькой деревушки, куда летом приехали всего лишь несколько туристов и где начиная с 1982 года деловая активность заметно упала; в тот год у королевы-матери был болезненный вид и, разрезая ленту на открытии объездной дороги, которая позволяла намного быстрее добраться в город и лишала смысла краткую остановку в деревне, ей приходилось рукой придерживать шляпу на голове из-за налетевшего вдруг ветра. Потом закрыли банк и со временем — почту. Осталась бакалейная лавка, но люди предпочитали ездить в супермаркет за шесть миль от этого места. Книгами там тоже торговали, хотя вряд ли на любой вкус.
Иногда в букинистический магазин кто-нибудь заходил, разыскивая то, о чем он или она слышали по радио либо прочли в газетах. Обычно женщине в магазине приходилось извиняться за отсутствие такой книги. Сейчас, к примеру, шел февраль. И четыре дня подряд никто в магазин не заглядывал. Порой бывало так, что какая-нибудь начитанная девочка-подросток или мальчик, приехав в половине пятого школьным автобусом, что курсирует между деревней и городом, толкнет дверь магазина и застенчиво стоит на пороге, оглядывая все вокруг восхищенным взглядом, который угадываешь даже сзади по плечам, спине и наклону головы человека, увидевшего бесконечное множество книг. Но какое-то время это уже не случается.
Женщина сидела в пустом магазине. Приближался вечер. Вот-вот начнет смеркаться. Она наблюдала за мухой в витрине. Как странно видеть муху в феврале. Муха сначала летала по треугольной траектории, а потом села. На «Великого Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда, чтобы погреться под лучами солнца конца зимы.
Или — нет. Постойте.
Муха села ненадолго на старую книгу в бумажной обложке, лежавшую в витрине букинистического магазина. Она задержалась на миг, пригревшись, прежде чем снова взлететь в воздух, что теперь могла сделать в любую секунду. Муха не была какой-нибудь особенной или необычной на вид и не представляла собой какую - то разновидность с любопытным названием, например, муха-грабитель или муха-убийца, муха-пчела или тупоголовая муха, толкунчик, муха-кинжал, бекасница или сторожевая муха. Даже не стаут, не слепень или мошка. Это была обыкновенная домашняя муха из семейства двукрылых, musca domesticus linnaeus, что означает наличие двух крылышек. Она сидела на обложке книги и набирала воздух через наружные отверстия — дыхальце.
Она лежала за полторы мили отсюда на фермерском дворе в навозной куче в виде яйца длиною меньше миллиметра, превратившегося в безногую личинку, источником жизни которой стал тот самый навоз, куда было отложено яйцо. По приходу зимы с помощью полного сокращения мышцы она проползла почти сто двадцать футов. И пролежала в спячке около четырех месяцев прямо в гравии у основания стены сарая под стогом сена в несколько футов высотой. В прошлые выходные заметно потеплело, поэтому верхушка куколки лопнула и оттуда вылезла муха шести миллиметров длиной. Оставаясь под навесом сарая, она раскрыла и просушила свои крылышки и ожидала, когда окрепнет тельце, и тут неожиданно с Балеарских островов подул ветер и в воздухе запахло весной. Тем же утром через щель в крыше сарая она выбралась в большой мир, зигзагом преодолев более мили в поисках света, тепла и еды. Муха влетела в окно, которое открыла та женщина из магазина, желая выпустить из кухни скопившиеся за время приготовления обеда пары. Когда мухи усаживаются на что-нибудь, они, как правило, испражняются и срыгивают.
Это была не мужская, а женская особь: удлиненное тельце и красные, широко посаженные вытянутые глазки. Крылышки — тоненькие, совершенные, изящно испещренные прожилками мембраны. Серое тельце и шесть лапок с пятью гибкими суставами на каждой покрыты крохотными волосками. Мордочка размечена серебряными бархатными полосками. Продолговатый рот с губчатым окончанием, чтобы всасывать жидкость и разжижать сухие вещества — сахар, порошок или пыльцу.
Она протирала хоботком фотографию Роберта Редфорда и Миа Фэрроу на обложке «Великого Гэтсби», выпущенного издательством «Пингвин» в 1974 году. На самом деле домашняя муха малоинтересна, о чем нетрудно догадаться; так как эта муха должна быстро находить для себя еду и размножаться, она может переносить на своих лапках более миллиона бактерий и, таким образом, передавать все болезни, начиная с бенельной диареи вплоть до дизентерии, сальмонеллы, брюшного тифа, холеры, полиомиелита, сибирской язвы, проказы и туберкулеза; и она постоянно ощущает опасность быть пойманной хищником в паутину или раздавленной шлепком мухобойки, и даже если это ее минует, всегда есть опасность похолодания, достаточного для того, чтобы погасить ее жизнь и жизнь десяти поколений, которые она способна вывести в этом году, все девятьсот яиц, которые она способна отложить, предоставив им шанс прожить двадцать дней обычной домашней мухи.
