— Никита Никитич? Никита Никитич, тут к тебе журналистка из Москвы. Сидит сейчас у меня. Хочет взять у тебя интервью.
— А больше она у меня ничего взять не хочет? — различимо даже для меня, сидевшей в метре от телефона, пророкотало в трубке.
— Это уж как у вас выйдет, — мгновенно отозвался Саяпин. — Сумеешь раскрутить — молодец.
— А сама-то она ничего, или на Бабу-ягу похожа, как та последняя… Которая из «Известий»?
— Ничего, — сказал Саяпин. — Мне понравилась.
— А ты что, прыткий хрен, уже до нее добрался, что ли? А, Саяпин?
— А то! — воскликнул Олег Георгиевич с фальшивой бодростью и глянул на меня краем глаза.
— Ладно, пусть приезжает. Или знаешь что… моя машина будет стоять на площади перед банком, ты подъезжай и грузи ее, и я с ней на дачу сдерну. Интервью давать, — хмыкнул он напоследок. — В общем, через пятнадцать минут на площади перед банком.
— Что-то босс сегодня добрый, — сказал управляющий, поворачиваясь ко мне. — Сразу согласился. Наверно, у тебя день счастливый… подруга.
— Ладно, не болтай… поехали, — мрачно сказала я и ткнула Саяпина дулом пистолета в бок: мне не понравились интонации, которые прозвучали в его последних словах. — Давай.
Он оскалил зубы в усмешке, и в это мгновение стал похож не на респектабельного управляющего, а на затравленного старого волка…
* * *
По мере того как мы приближались к площади, мне все настойчивее думалось, что не стоит устраивать встречу лицом к лицу этого Саяпина, явно затаившего на меня черную злобу (еще бы, рулит одной рукой, вторая сломана!), и его босса Бурмистрова. Не стоит. Ни в коем случае. Даже несмотря на то, что в моем кармане лежит диктофон с записью, за которую Бурмистров не задумываясь упакует управляющего «Ахернара» в деревянный «костюм» с алой подкладкой. Не надо. Мало ли какие сигналы успеет подать своему боссу Саяпин… не нужно рисковать. Потому что риск и без того значительный.
— Где эта площадь? — спросила я.
— Вот она, перед нами.
— Сверни в арку.
— Что? — переспросил Саяпин.
— Сверни вот в эту арку. У нас пять минут в запасе — ты, Олег Георгиевич, лихачил, как Михаэль Шумахер. Я хочу дать тебе последние инструкции. Как тогда, в «Карамболе».
— Понятно, — процедил Саяпин. — А у вас в ФСБ все такие? Я имею в виду не зубаревских прихвостней, а ваш отдел?
— Все, — коротко ответила я. — У нас каждый на все руки от скуки. Вот сейчас я журналист… у меня и диктофон с собой… а ведь могу быть каким угодно работником: конюхом, столяром и плотником.
Саяпин, очевидно, не читал пушкинскую «Сказку о попе и его работнике Балде», цитату из которой я привела. Потому что он мрачно зыркнул на меня темными глазами и протянул с явной претензией на иронию (быстро же восстанавливаются от потрясения банковские работники):
— А-а… это самое, а проституткой не пробовала?
— Пробовала, — сказала я, — даже врачом-анестезиологом пробовала. Хочешь, тебе продемонстрирую?
— Какую анаст… — начал было Саяпин, но больше ничего сказать он не успел: моя правая рука с пистолетом, молниеносно прочертив в воздухе короткую дугу, коснулась точки под правым ухом Олега Георгиевича. Казалось бы, мой удар был и не особо силен, но только голова банковского управляющего, качнувшись, ткнулась в стекло.
Сухощавое тело Саяпина обмякло и навалилось на руль.
— А вот такую! — сказала я, вышла из машины и, с сожалением посмотрев на пистолет, бросила его в приоткрытый канализационный люк.
А потом направилась на площадь, где меня должна была дожидаться машина Никиты Никитича. Благо место встречи находилось в двух минутах ходьбы от подворотни, где стоял «Мерседес» витавшего в бессознательных эмпиреях Олега Георгиевича Саяпина.
* * *
Когда я добралась до площади, то сразу увидела машину Никиты Никитича. По крайней мере, я подумала, что «Линкольн», стоящий там, принадлежит именно кандидату в губернаторы, а на внушительном джипе, находящемся буквально бампер к бамперу с «Линкольном», ездит охрана Бурмистрова.
Я прошла вдоль массивного здания (наверно, это и был банк «Ахернар»), примыкавшего к площади, стараясь держаться в тени. Потом решительно направилась к машине.
Когда до темно-синего (или черного, в полумраке скудно освещенной площади было плохо видно) «Линкольна» оставалось метра два, из машины вышел человек и встал на моем пути.
— Вы московская журналистка, так? — негромко проговорил он.
— Да.
— Оружия при себе не имеете?
— Никак нет, ваше благородие.
Тот никак не отреагировал на мою претендующую на юмор фразу, быстро досмотрел меня почти неощутимыми движениями, спросил у меня насчет обнаруженного таким образом диктофона, потом наклонился к приоткрытому окну «Линкольна» и сказал:
— Она чистая, Никита Никитич. Ничего нет.
— Пусть присаживается, — послышался знакомый по телефонному разговору низкий голос.
Обыскавший меня охранник распахнул передо мной заднюю дверь лимузина и чуть подтолкнул в спину:
— Садись.
Знаменитый Никита Никитич Бурмистров оказался куда более худощавым, нежели я его себе представляла. Его лицо было усталым, и если бы не два ряда белоснежных зубов и энергичный блеск выразительных глаз, оно выглядело бы старым. Высоколобый, с орлиным носом, властным ртом и большими полуприкрытыми глазами, он, казалось, был пропитан надменностью, которую буквально источал весь его характерный облик.
По всей видимости, это был своеобразный и интересный человек, и меньше всего он походил на заурядного бандита, пусть наделенного властью и имеющего в своем распоряжении комбинаты, банки и целые коммерческие структуры.
Он курил сигариллу «Captain Black» и при моем появлении, поприветствовав меня коротким кивком, спросил:
— Курите?
— Да.
— Угощайтесь, — сказал он. — Вы в самом деле московская журналистка?
— Да.
— У вас есть удостоверение?
— Да, разумеется. Вот оно, Никита Никитич.
— У вас оригинальная манера назначать встречи, — сказал он, мельком взглянув на мое удостоверение и тут же возвратив его. — В то время как нормальные журналисты приходят ко мне в предвыборный штаб и на пресс-конференции, вы предпочитаете действовать через моего финансового директора, да еще среди ночи. Чтобы Саяпин за кого-то просил — это, откровенно говоря, редкость.
— Я умею находить подход к людям, — чуть нараспев произнесла я и сняла очки, чтобы протереть их.
Вот тут Бурмистров впился взглядом в мое лицо по-настоящему. Я уж было испугалась, что он видел меня где-то несколько в иной роли, нежели журналистка Анна Карпова, и теперь усиленно вспоминает: где именно?
