— Преставился, — прошептала она.
— Оох, — прошептала другая.
К ним в дверь позвонили.
Стремглав бросились они к кровати и натянули на себя одеяла.
— Есть тут кто дома? — прокричали снаружи. — Эй! Дома есть кто-нибудь?
— Мы спим, — прошептала одна старушка.
— Или же туговаты на ухо, — прошептала другая.
Они услышали, как шаги затихли в отдалении.
Тогда они потянулись друг к другу и поцеловались длинным и страстным поцелуем.
При этом они, однако, не преминули заметить, тихонечко, шепотом, что это, безусловно, ужасно, в высшей степени неуважительно — вот именно в такой момент так целоваться, и поцеловались еще более пылко и страстно.
— Ничего не понимаю в поцелуях, — сказала одна старушка. — И уж не пойму никогда.
Другая старушка думала о паровозах и тяжелых локомотивах, проносящихся взад и вперед сквозь стены домов, по комнатам, через целые семьи и оставляющих за собой большие клубы дыма, прорванные обои и в щепки разбитую мебель.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Одна больше не могла жить и хотела умереть. Вторая же этого не хотела.
Они говорили об этом.
— Ну, позволь же мне все-таки, — просила одна.
— Нет, — отвечала другая.
— Я так устала, — говорила первая.
— Дело не в этом.
— А в чем же тогда?
— Ну, не в этом.
Разговоры повторялись. Ничего нового им в голову не приходило.
Однажды утром первая старушка попыталась выброситься из окна. С третьего этажа. Вторая старушка едва успела ухватить ее за колени и втащить вовнутрь.
Первая старушка плакала, вторая тяжело дышала.
— Я больше не могу, — сказала первая старушка. — Не могу я больше.
— И ради этого я любила тебя все эти годы? — воскликнула другая. Ее глаза полыхали гневом.
Они не умели внятно объяснить друг другу свои чувства.
— Ну почему ты не понимаешь меня? — говорили они.
Через несколько дней первая старушка вытряхнула на ладонь пузырек таблеток и закинула их себе в рот. Она думала, что второй старушки не было дома.
Но вторая как раз в это время вернулась и увидела, что первая глотает таблетки. Как тигр, кинулась она на первую старушку. В ней всегда было что-то тигриное. Что-то опасное и в то же время нечто бархатное. Первая старушка всегда больше походила на мышь.
Вторая старушка силой раскрыла рот первой и указательным пальцем выковыряла таблетки. После этого она засунула палец еще глубже в горло первой старушки.
Та укусила палец, и ее стошнило.
— Ай! — вскрикнула вторая старушка.
Они сцепились.
— Я хочу умереть! — кричала первая старушка. Откуда-то у нее вдруг появились небывалые силы, она налетела на вторую, принялась колотить ее кулаками в лицо.
У второй текла кровь изо рта.
Тогда она оторвала от себя первую старушку, схватила ее за волосы, швырнула на пол.
— Помогите! — закричала первая. Вторая крепко схватила первую за горло.
Немного спустя они выбились из сил, отпустили друг друга, раскатились в разные стороны и лежали на полу, тяжело дыша.
Соседи кричали:
— Стряслось что-нибудь?
— Все в порядке, — крикнула вторая старушка.
Стало тихо.
С пола им по ногам потянуло холодом. Их пробрала дрожь.
Первая сказала:
— Твоя взяла, останусь я жить.
Вторая хотела что-то ответить, но из ее горла не вырвалось ни звука. Кровь из ее рта стекала на руку первой старушки.
Так они и лежали.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Одна старушка боготворила другую старушку.
— Теперь в самом деле, по-настоящему, — говорила она.
— Ах, полно тебе ерунду городить, — отвечала другая. — Только потому, что меня так чудно скособочило?
— Да.
— Ба. Ну перестань.
Она корчила рожи, ковырялась в ушах и в носу, высовывала язык, ругалась, издавала неприличные звуки, буянила, надавала второй старушке тумаков, затолкала ее в угол, содрала с нее платье, запихала ее под диван, поплясала на диване, выкинула платье из окна.
Все было напрасно.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ жили в темном этаже, на окраине города. Они были измучены, у них больше не было сил.
— Мы сами себя прожили, — сказала одна старушка.
— Это называется пережили, — сказала другая.
— Нет, прожили, — возразила первая старушка. — Я имею в виду именно то, что сказала.
Они ели, спали и часами сидели у окна. Соседи оставляли покупки для них у дверей.
Однажды утром одна старушка сказала:
— Я заболела. — Она всхлипнула.
— Держись, — сказала вторая старушка нерешительно.
— Держись? — переспросила первая старушка. — Да за что же держаться-то?
— И сама не знаю, — тихо сказала вторая старушка.
— По-моему, — сказала первая старушка, — жизнь, которой мы сейчас живем, это какой-то суррогат. Топтание на месте.
Вторая старушка смотрела в пол и молчала.
— Я иду ко врачу, — сказала первая старушка.
— С чего бы? — спросила вторая.
— Я же сказала, что больна, — ответила первая.
Она надела пальто и вышла.
Немного погодя вторая старушка тоже надела пальто и последовала за первой. У нее было какое-то странное предчувствие.
Они шли медленно, метров за сто друг от друга. День был пасмурный.
Первая старушка вошла в дверь дома, где жил доктор. Вторая осталась на тротуаре.
«Что же делать-то мне?» — думала она.
Она вошла в садик перед домом, пересекла узенькую, посыпанную гравием дорожку, завернула за угол и остановилась под окном с матовыми стеклами. Это было окно приемной. Неподалеку, на гравии, лежал ящик из-под аукционной мебели. Она подставила его под окно, взобралась на него и прислушалась.
Мужской голос рассуждал об утомлении, кашле и хрипах в груди.
Потом доктор произнес что-то, что ей не удалось разобрать.
«Чудоюдорыбакит», — послышалось ей. Не более того. У доктора был низкий, жужжащий голос. «Ни дать ни взять мясная муха», — подумала она.
