Больная, крашеная блондинка, постоянно заглядывала в кабинет, ей говорили: «Подождите», блондинка не понимала – в чем дело? Нервничала. Подозревала, что от нее что-то скрывают, а именно – плохой результат. В какой-то момент ей сказали правду: потеряли.
– И что теперь? – спросила больная.
– Сделайте повторный анализ, – сказала Елена Петровна.
Блондинка обрадовалась, как ни странно, а Елена Петровна расстроилась.
Вернулась домой, вдруг вспомнила, что ей надо на Ломоносовский.
«Не поеду, – решила она. – При чем тут я…»
Муж, его фамилия была Осипов, ревновал Елену к Гришке Литру. Они все учились на одном курсе. Литру был совершенно не в ее вкусе: высокий, знойный молдаванин. О таких Елена говорила: «Красавец» – с ударением на последней гласной. Ей казалось, что красота бывает дарована в ущерб уму и таланту. Да и зачем мужчине красота? У Литру был высокий рост, большие глаза и маленький рот, как копейка. Удобно свистеть. Елена не понимала медсестер, которым он нравился. Но врач был хороший. Главное его достоинство – интуиция. Он не столько знал, сколько чувствовал.
Елена не могла не ценить Литру, она его уважала и озвучивала это свое отношение. Но оно не имело ничего общего со страстью.
Страсть у нее была только к Осипову, да и то в первые три года их совместной жизни. А потом все сожрала его ревность. Ревность имела много стадий. Сначала острая стадия: он пил и скандалил. Потом острая стадия перешла в хроническую. Если звонил телефон и Елена уходила разговаривать в ванную комнату, муж не сомневался, что она договаривается о встрече. Когда родился сын, муж не сомневался, что это сын от Гришки Литру, и даже находил сходство.
– У нас профессиональная дружба, – объясняла Елена.
Но у Осипова была своя точка зрения: с дружбы может начинаться, потом обязательно скатывается в постель. Даже из любопытства. Елена была чиста в своих действиях и помыслах, как капля утренней росы на бархатном лепестке розы. Однако Осипов не сомневался в их грязном сожительстве. Он обзывал Гришку Пол-литра и мечтал отрубить ему пенис. За такое членовредительство сажают в тюрьму, поэтому Осипов терпел, но изнывал, медленно тлел на огне ненависти.
Так продолжалось много лет. Жизнь превратилась в мясорубку, которая перемалывает все святое и все базовые ценности.
Осипов оказался больше бизнесмен, чем врач. Довольно скоро у него появилась своя частная клиника. Клиника была маленькая, но своя. Елена категорически отказалась в ней работать. Она вообще терпеть не могла частные клиники, в них мало кто думает о здоровье. Все думают только о прибыли. Зарплаты в клинике были неизмеримо выше, чем в городской больнице, где работали Елена и Литру. Но ведь не хлебом единым…
Свято место пусто не бывает. В клинике появилась молоденькая медсестра, которой надо было выживать. Она жила где-то на выселках в спальном районе. У нее на руках была больная мать и маленький брат. Беспомощной девушке надо было помочь, ей требовался Дед Мороз с мешком подарков, которые достал бы из мешка: квартиру, машину, дачу и большую любовь.
Осипов решил доказать себе, что он мужчина, а не рогоносец со стажем, и повел себя как мужчина. Не стал долго мурыжить медсестру Лалу, а ушел к ней. Вернее, купил квартиру и перевез Лалу к себе вместе с мамой и братом. Мама пригодилась. Она стала вести хозяйство бесплатно. А от брата были большие неудобства. Двенадцатилетний мальчик любил пробираться в его кабинет и стирать в компьютере все, что нужно было ему для работы.
Осипов сначала растерялся, потом озверел, но не бить же ребенка…
Нет мира под оливами.
Лала была не дура, просто очень молодая. Непонятно, о чем с ней говорить. С Еленой он тоже не особенно разговаривал, ему было неинтересно, кто там кровит, кто выкидывает… Они молчали в основном. Но молчание было другим. Наполненным. А здесь – пустым.
Лала постоянно включала музыку. Ей надо, чтобы грохотало. Этот музыкальный грохот подменял процесс мышления.
Под этот грохот Осипов и умер. Сидел за компьютером и откинулся на спинку стула. Внезапная остановка сердца. Так бывает от стрессов и перегрузок.
Зачем ей идти на спиритический сеанс, зачем встречаться? Он сначала изуродовал жизнь своим недоверием, потом бросил. А потом и вовсе умер, хотя бросил и умер – это одно и то же.
Тем не менее по бывшему мужу скучала. Когда он был с Лалой, то казался чужой, измазанный ее поцелуями. А сейчас, мертвый, он был ничей. И вспоминалось почему-то не плохое, а только хорошее.
Елена хотела, чтобы Осипов ей приснился, повидались бы, пусть и во сне. Но он не снился.
В один прекрасный день позвонила Лала и спросила: претендует ли прежняя семья на квартиру?
Елена не поняла:
– Вы хотите, чтобы мы жили вместе?
– Нет. Но можно продать и разделить деньги.
– А вы где будете жить?
– Куплю себе что-нибудь поменьше.
– А зачем? – спросила Елена.
– Что «зачем»?
– Зачем менять хорошую квартиру на две плохих?
– Одну вам, другую мне.
– Мне от него ничего не надо, – сказала Елена. – У меня есть его сын. На память.
Положила трубку. Клиника после Осипова перешла к его компаньону. Елена не вмешивалась. Она поняла вдруг, что без мужа ей не надо ничего, только ее работа.
А Лала – вовсе не сучка. И все в жизни не так однозначно.
Елена вернулась с работы в четвертом часу, и тут же раздался звонок.
– Вы помните, что сегодня среда?
– Кто это? – не разобралась Елена.
– Вы должны приехать сегодня на Ломоносовский проспект.
– Я не поеду, – сухо сказала Елена.
– Это невозможно. Мертвых не обманывают.
Елена растерянно молчала.
– Можете немного опоздать. Мы вас ждем.
– Я плохо себя чувствую.
– Вы должны прийти, – приказала незнакомка. – У них там тоже все не просто.
Мертвых не обманывают. Там другие правила.
Улицу и дом она нашла быстро.
Квартира оказалась не заперта.
Елена вошла, робея. В прихожей на вешалке висела гроздь пальто. Должно быть, пришло много народа.
Тихо разделась. Сняла туфли. Осторожно ступая, прошла в комнату.
Вокруг стола сидели люди – человек семь. Плюс два медиума, женщина и мужчина. Их руки висели над опрокинутым блюдцем. На блюдце синим фломастером была нарисована длинная стрелка. Блюдце медленно вращалось, время от времени задерживаясь. Все взгляды были жадно устремлены на буквы, против которых останавливалась стрелка. Действительно, складывались слова.
– Мама, а как тебе там? – допытывалась женщина с прямыми серыми волосами. Она была похожа на птицу. Елена догадалась, что это – хозяйка дома.
