Выглядел притырок – констатировал с удовлетворением Генпрокурор, – так себе. Жалкий, съежившийся… По лицу текли слезы, под стул капала моча… Обоссался, вражина! И все причитал:
– Нет, нет, нет, – причитал он.
– Так и запишем – говорил майор, который сегодня добрым следователем работал, и, подпирая щеку рукою, писал, глядя добро.
– «Нетнетнет», по словам задержанного, – писал он.
– То есть… – пищал задержанный.
– Да-да-да!!! – судорожно выкручивался он.
–… – дружный, здоровый смех доносился ему в ответ.
Зубец тоже улыбнулся. Любил он рабочую атмосферу своего ведомственного здания. Хоть и отдавала она иногда мочой и говнецом…
– Ну, как работа, орлы? – спросил Генпрокурор подчиненных.
– Как чмолота задержанная? – спросил он.
– Не колется, тварь! – дружно смеясь, отвечали ребята.
– Жалко, времени нет на него, дело есть поважнее… государственное… – сказал Генпрокурор.
– Отвечай гнида, ты писал?! – рьяно перед начальником один из молодых следователей работать начал.
Ткнул листки в морду вражине, на стуле гадюкой свернувшейся.
Дневник то был, найденный у Володьки при обыске.
– «1 марта. Весна. Прохудилась крыша. Чинил» – прочитал следователь.
– «Ходил в магазин. Купил перловки. Варили суп» – прочитал он.
– Ты, сука бля, это писал?! – сказал он
– Я.. да.. то есть… не.. я… как скажете! – лепетал Володька.
– Ты, куйло, понимаешь, что эти строки дышат ненавистью к народу, – сказал следователь
– К стране, – сказал он.
– Ходил в магазин… значит, машин тут нет ни у кого? – сказал он.
– Народ нищебродов да? – сказал он.
– Крыша прохудилась… значит, дома тебе наши молдавские не нравятся? – сказал он.
– Ненавидишь молдаван ты куйло?! – сказал он.
– Да как у тебя рука, на ха, поднялась такое на ха писать на ха?! – сказал он.
– Это… это… не я, не я, это герой мой! Лирический! – крикнул Володька и нова разрыдался.
– Интеллигенция, – сплюнул Генпрокурор.
– Говно! – сказал он.
– Даже смелости открыто признать, что ненавидит нас, нету, – сказал он.
– В стране засуха какой 100 лет не было, – сказал он.
– А эти говноеды… народу в спину плюют, – сказал он.
– Расстреляйте его, ребята, – пошутил он.
Ушел, не оглядываясь. Щелкнул выстрел. Глухо шмякнулось о цементный пол тело.
– Да я же пошутил, – подумал Генпрокурор.
Но возвращаться не стал.
Было дело и поважнее.
* * *
В кабинете премьер-министра первым делом Генпрокурор начертил пентаграммы, штук 20. Ориентировался по учебнику «Прикладная магия для офисов и госучереждений: приворожи, наведи, сними», изданный «Кишинеуполиграфом» при поддержке Министерства просвещения тиражом 500 тысяч экземпляров.
– Чтобы ты, Диавол, не смылся, – прошептал он.
Зажег свечи, спрятав их за занавески, до поры до времени. Проверил обрез, пересчитал пули серебряные. На стенах мелом кресты начертил. Водицей святой все окропил. Да и стал ждать. Много времени это не отняло, премьер-министр был точен, как часы. На работу, как всегда, в 14.00 пришел. Отправил охрану перед дверью, зашел……
тут-то ему и уткнулось в грудь дуло обреза.
Глянул безумным зрачком с глаза покрасневшего Генпрокурор. На котором, почему-то – что это с Вами, хотел было спросить премьер-министр, – красовалась связка чесноку.
– Сымай парик, Сатана, – прохрипел Генпрокурор.
– Я… но… позвольт… – сказал было премьер-министр.
– Сымай, манда твоя по кочкам, – сказал Генпрокурор.
Дернулся было премьер-министр, да не тут-то было… Грохнул выстрел! Забарабанили в дверь, – заблокированную благоразумно, – охранники. Расплылось красное пятно по белой рубашке Фелата. Улыбнулся он недоуменно и завалился на бок… закачался, стоя на одном колене.
– Сымай парик! – сказал Генпрокурор.
– Диавол! – сказал он.
– Кх, – сказал премьер-министр, вяло провел рукой по волосам…
Генпрокурор Зубец, чтобы удостовериться, за волосы подергал. Нет, держались крепко. Значит, правда, не парик, правда, нарастил.
– Ну, а рога где?! – сказал Генпрокурор.
– Где сущность свою диавольскую прячешь? – сказал он.
– Погубить Молдову думал?! – сказал он.
– А я спасу, черт рогатый, – сказал он.
Взял в левую руку крест, правой наскоро волосы с головы премьера соскабливать начал…
Тут-то и открылось ему Сияние.
– Да только сияние не красное, – позже шептал бродяга, прохожий странник, похожий на бывшего Генпрокурора Молдавии Зубца.
– А сияние белое… – шептал он небушку за звездушкам да травушке да лесам, где скитался годы и годы спустя.
– Яко уподобное хрустальным переливам, – шептал он.
Сияние над головой премьера оказалось… нимбом.
Тут-то и понял Генпрокурор всю глубину своей ошибки, тут-то он и расплакался, и возрыдал, и в грудь себя стал бить, и каяться…
Да поздно было!
Улыбнулся ему премьер Фелат горько, одарил взглядом добрым, да и прошептал на прощание:
– Зубец, Зубец… – прошептал он.
– Пошто гонишь меня? – прошептал он.
* * *
…Бросив все и уйдя в странники, бывший Генпрокурор Зубец провел десять лет под открытым небом. Крышей ему был купол звезд, стенами – вековые сосны, постелью – мхи да травы-муравы. В церквях да монастырях городов и поселков, встретившихся ему по пути, Зубец каялся за свои смертные прегрешения. Зачитывал список лиц, пострадавших в результате его необдуманных деяний, куда, – уже просто очистки совести ради, – даже таких явных преступников и ненавистников Молдавии, как Володьку Лорченкова, включил. Не ел горячего и не пил ничего, кроме воды, а ходил всегда с железной цепью весом три пуда. А на исходе десятого года странствий решил обосноваться в городе Гомеле, что в республике Беларусь.
Потому, не исключено, – позже говорил следователь комиссии, ведшей дело о загадочных исчезновениях женщин в гомельских лесах, – что Беларусь еще со времен ССР была лидером среди республик по количеству очень странных людей на душу населения.
В пригороде странник Зубец устроился на мебельную фабрику неквалифицированным рабочим на распиле досок, ламината, и ДСП. Работал много и честно. Все заработанные деньги анонимно рассылал по храмам да приютам. Коллегами по работе характеризуется скрытным, но порядочным. Дальнейшие следы его затерялись.
