Ориентировался, как и велели, на белые колготки…
* * *
Аурика оказалась замечательным медицинским работником.
Она и медпункт свой разбила прямо на крыше роддома. Поэтому работы у Аурела не было почти никакой, знай, таскай себе воду да шоколадки на крышу, да «утку» выноси. У других медсестер, которым не так повезло с местом дислокации, проблем было намного больше.
Аурел даже слышал, что таких медсестер ловят, и, почему-то, убивают.
– Это от варварства, – знал Аурел.
– В старину крестьяне тоже врачей во время холерных бунтов убивали, – знал он.
Аурел вообще очень много знал, потому что много читал, из-за чего, собственно, и прошляпил свою жизнь до 26 лет. Так что по-настоящему родился он только в 1992 году, когда увидел майора медицинских частей Национальной Армии Молдовы Аурику Фамилия Засекречена. И, наблюдая за усталым лицом красавицы Аурики, лежавшей на крыше под маскировочным тентом, и выслеживающей в городе тех, кому нужнее всего помощь, Аурел мечтал, чтобы ее фамилия сменилась.
Аурел, лежа у лестницы, мечтал…
– Аурика Фамилия Засекречена, согласна ли ты выйти замуж за… – спросит седенький генерал, который будет венчать их после Победы.
– Аурел Лилин, согласен ли ты жениться на… – спросит седенький генерал теперь уже его.
И они скажут да, и наденут на пальцы кольца, которые выточат из гильзы снаряда, и об их браке напишут в «Независимой Молдове».
Так мечтал Аурел, который и словечком с Аурикой перемолвиться боялся не по делу. До того была строга, хороша, и серьезна эта женщина. Аурел примерно представлял себе, что она старше его на 5—6 лет. Но это не беда, знал Аурел. Вера в национальные идеалы сглаживает самые острое углы в браках, основанных на любви, взаимопонимании и совместном несении службы в одной воинской части. Он даже написал так в «Независимую Молдову» и его письмо было напечатано за подписью «Неизвестный воин». Аурел хотел было похвастаться перед Аурикой, когда в очередной раз залез на крышу, чтобы принести своей медсестре воды и еды, но, глядя на ее утомленное лицо, не решился.
Молча положил пакет рядом с тентом и стал отползать.
Аурика мягко нажала на курок, и, даже не проверяя попадание, стала вырезать на прикладе 39—ю зарубку. Глянула вбок и как будто впервые Аурела увидела. И тогда Аурел впервые услыхал ее голос.
– Что там внизу, мальчишечка? – сказала Аурика.
– Ну эээ война… – сказал Аурел.
Аурика мягко – совсем как курок спускала, – улыбнулась. Глотнула воды. Улеглась. Прицелилась.
Аурел, перед тем, как закрыть люк, и начать спускаться вниз, горько выкрикнул.
– Взгляни же на меня, – крикнул он.
– Я изнемогаю без тебя, – сказал он.
– Я томлюсь по тебе, – сказал он.
– Я выдумал тебя и не могу без тебя, – проплакал он.
Но, конечно, лишь про себя.
Ничего такого вслух Аурел не сказал.
* * *
У каждого своя война.
Была она своей и у Аурела. В то время, как внизу раздавались разрывы гранат и визг шрапнели, перекрикивая которые, передавали из Бендер сообщения по телефону журналисты «Независимой Молдовы» и других СМИ мирового значения, Аурел просто сидел внизу, в холле роддома. Там же и спал в в углу на матраце. Воду и поесть подвозили на бронетранспортере раз в неделю.
А еще Аурел следил за дверьми, и, если там появятся вооруженные люди, должен был сказать об этом в рацию. Правда, до этого не дошло.
Врачи смотрели на Аурела с ненавистью, но он знал, что это из-за промывки мозгов приднестровцами. Время от времени в роддом заносили каких-то людей с оторванными руками или ногами, а то и просто баб, которым настала пора рожать, а иногда мертвых баб. Слушая обрывки их разговоров, – мертвые бабы, конечно, молчали, – Аурел узнавал, будто бы в городе грабят, убивают, и вообще страшно жить. Звучало это странно и неправдоподобно. Еще в «Независимой Молдове» Аурел прочитал статью, где главный полицейский Молдавии опроверг клевету о том, что на крыше роддома – снайперская точка.
– Приднестровские пидарасы совсем уже изолгались на ха! – добавил военный комиссар, дословно цитируемый журналистами.
И это чистая правда, знал Аурел.
* * *
Аурел лазил на крышу три месяца.
Он четыре раза сменил Аурике специальную медицинскую винтовку, потому что из-за зарубок на прикладе инструмент терял балансировку. Он смотрел на Аурику жадно и с любовью. Он буквально вобрал в себя силуэт стройной, красивой женщины с задумчивым лицом, которая смотрит на улицы Бендер, как Мадонна – на грешную землю.
И как Мадонна, Аурика дарила людям спасение.
За что Аурел любил ее все больше.
Но так и не решился признаться ей в этом. В сентябре 92 года Аурел уехал из Бендер вместе с отступающими частями молдавской армии. На заднем сидении УАЗика с красным крестом, с Аурикой.
Аурел каждую минуту собирался начать говорить с ней о самом важном, но сначала смертельно уставшая медсестра дремала. Потом – водитель отвлекал болтовней. Затем – Аурел просто постеснялся.
И когда машина остановилась у его дома в Кишиневе, Аурел только и буркнул стеснительно:
– Прощайте.
Аурика в его сторону даже головы не повернула.
В следующий раз Аурел увидел ее лишь на параде в честь Украденной Победы.
Стройная, бесконечно одинокая, стояла она поодаль от трибуны. На груди ее красовался орден, на плечах – погоны майора.
Само собой, сержант Аурел Лилин подойти к майору медицинских войск Аурике Фамилия Строго Засекречена постеснялся.
* * *
…в последующие 20 лет независимости Молдавии Аурел, – как и сама Молдавия, – обнищал и обанкротился. Так что ему пришлось закрыть квартиру с выдранным и сожженным в буржуйке паркетом, и нелегально уехать Стамбул. Там он носил тюки в магазине для хозяина, турка Мустфы. Потом Мустафа переправил Аурела в Германию. Как высококвалифицированный винодел, Аурел рассчитывал получить место на заводе в северной Германии, где делают вина из замерзшего винограда. Он и в самом деле устроился на севере.
Аурел мыл полы в кабаке в Гамбурге.
Чем-то работа напоминала ему военные Бендеры. Много криков, взвизги, удары, взрывы,… не хватало только журналистов «Независимой Молдовы», которые бы передавали сводки из кабака по телефону в Кишинев.
На полу было много крови, которую Аурел постоянно смывал, и кучи битого стекла и ножей. Аурел даже подозревал, что это – стекло, ножи и кровь, – как-то взаимосвязано.
Но долго думать ему над этим не приходилось. Новый хозяин, Ибрагим, не любил подчиненных, которые много думают.
