Рядом аналогично агонизировала зеркальная копия.
* * *
Однажды мы с Булатом посетили огромный город на юге. Известный некогда своими финансовыми тузами, бульварными красавицами и могучими налётчиками, город этот поныне сохранил какую-то тайну, что-то недосказанное.
Прогуливаясь однажды вечером по главной улице, мы зашли то ли в котлетную, то ли в коктейльную, в заведение под названием «Волна». Значительная толпа граждан чего-то добивалась у буфетной стойки, и мы к ней автоматически присоединились. Минут пятнадцать мы бездумно качались в этой толпе, потом нас стало подтягивать к стойке, и в это время прямо за своей спиной я услышал мажорный гитарный проигрыш, и до боли знакомый голос пропел:
Замечательный шашлык, замечательный!
Срок давно уже истек исправительный.
Мы оглянулись: прямо за нами стоял долговязый отрок с длинной шевелюрой, с редкозубой хитровато-придурковатой оптимистической улыбкой. Он подмигнул нам и дружелюбно попросил:
– Алё, мужики, гляньте-ка в прейскурант – есть ли у них Карузо?
В прейскуранте значилось:
Напиток «КАРУЗО»
Шампанского сладкого – 80 гр.
Водки особой – 15 гр.
Ликера облепихового – 40 гр.
Цена – 99 коп.
– Да, молодой человек, – сказал Булат, – Карузо здесь имеется.
– Законно! – закричал гитарист. Затем, скривившись и скособочившись, он с трудом проник в карман своих тугих «страусов» и вытащил жалкую грязную тряпочку, похожую на последний кусок шагреневой кожи. Это был рубль. Бросив через нас ассигнацию на липкую стойку, гитарист весело гаркнул:
– Эй, мамочка, одно Карузо! Сдачи не надо!
1970
Ростов-на Дону
Прошу климатического убежища!
[17]
(Рассказ о московской зиме)
Климат в нашей столице плохой. Надеюсь, не выдам никакой государственной тайны, если скажу, что климат у нас в Москве неважный. Да, в нашем городе процветает довольно паршивенький климат. Нелепо, конечно, сваливать вину на правительство. При чем тут они? Сами мы виноваты. Никакой политической подоплеки в нашем малоприятном климате нету. Это и иностранцы подтверждают. Вот, к примеру, приехал к нам недавно специалист из Калифорнии, помогал нам устанавливать один прибор. Какой прибор, к сожалению, сказать не могу, вот тут, простите, как раз и есть государственная тайна. И вот как-то выходим мы с Джоном после работы из института, а на улице – ужас: грузовики один за другим идут, грязь месят, улица стала узенькой из-за огромнейших скопившихся сугробов – а сколько еще скопится, ведь декабрь всего лишь, еще три с половиной месяца зимы впереди – снег мокрый без перерыва с неба валит, а тучи волокутся прямо по агитационным клумбам, невозможно даже полностью прочесть лозунг «Пятилетке качества рабочую гарантию». Профессору Джону Боссанова, конечно, такие дела не нравятся. Вернее, нравятся, но не очень. Поеживается профессор и бормочет: «Не понимаю, как тут люди живут». Естественно, я предполагаю политическую подковырку.
– А что тебе у нас, Джон, в частности, не нравится? – спрашиваю я.
– Погода, – отвечает он.
– Любопытно, Джон, – говорю я мистеру Боссанова, – вот ты до нас в Копенгагене долго работал. Что же, там климат много лучше?
– Ненамного лучше, – говорит он. – Частично даже хуже. Между нами говоря, Попов, не понимаю, как в этом Копенгагене люди живут.
– Где же людям жить? – спрашиваю.
– В Калифорнии, – отвечает он сразу.
Не скрою, стало мне мучительно больно и обидно за себя, за своих земляков и за жителей Копенгагена в знак солидарности с местными трудящимися. Марксизм, капитализм – это еще можно понять; климатическое давление на человека трудно постижимо.
И все-таки, возьмите хотя бы меня – прожил сорок лет в нелегком климате, в городе, где снег лежит полгода в год, а остальные полгода – дождик, где солнце кажется нам «редким явлением природы», и ничего себе – руки-ноги целы и есть на что шляпу надеть, то есть башка на плечах болтается.
Впрочем, давайте познакомимся. Сослуживцы зовут меня коротко Попов, хотя я обладаю редкой, почти аристократической двойной фамилией Иванов-Попов. Инженер, работаю в научно-исследовательском институте, такие заведения у нас по старой привычке, оставшейся со сталинских времен, называют «ящиками». Много лет наш «ящик» был очень сильно засекречен, даже логарифмические линейки выдавали под расписку. Секретностью нашей занимался целый отдел в институте, довольно солидный штат сотрудников, среди которых были и неплохие девчата, там я, между прочим, и жену себе нашел, совсем неплохую Галину Петровну. Как вдруг – ужасное разочарование: выяснилось, что дальше развивать наш секрет без помощи зарубежной науки мы не можем. С тех пор из нашего института и не вылезают всякие неженки вроде профессора Боссанова. Отдел секретный, конечно, все-таки остался – куда же людей девать, в частности мою супругу Галину Петровну.
Живем мы в квартирном смысле очень неплохо: кроме двух детей имеем двухкомнатную квартиру в отдаленном районе Москвы, называемом весьма поэтично Теплый Стан. Называется-то Стан теплый, но когда ветер дует с северо-востока, мы на своем 18-м этаже дрожим. Прошлой зимой под Новый год у нас в Теплом Стане был зарегистрирован рекорд: минус 48 градусов по шкале Цельсия, в то время как в центре города было на три градуса теплее. Возле универсама некоторые наши граждане наблюдали появление каких-то странных собак, сначала удивлялись, а потом поняли: просто напросто волчишки приходят погреться из живописного Подмосковья. Под Новый год у нас лопнули трубы отопления, но мы надели на себя все, что могли, и встретили очередной год очередной пятилетки в целом неплохо, потому что на столе у нас был праздничный «паек» из института, включая даже соленую рыбу и очищенную водку. Во всем нашем 20-этажном доме, несмотря на мороз, который у нас почему-то называют «доктор Зуссман», царила приподнятая праздничная атмосфера. Надо сказать, что в катастрофических ситуациях москвичи обычно проявляют весьма живые и симпатичные свойства характера. В обычное время этого не скажешь, в автобусах и в метро физиономии довольно кислые.
Раньше мы с Галиной Петровной тратили на дорогу до института полтора часа, две пересадки на автобусах и две на метро и столько же соответственно обратно. В этих ежедневных путешествиях, товарищи, неизбежно подружишься с книгой. Сколько книг мы перечитали с супругой, уму непостижимо! Бывало, зажмут тебя со всех сторон в автобусе, еле висишь на одной руке, зато при помощи другой руки упиваешься изяществом Бальзака. «Любите книгу – источник знаний!» – завещал нам отец советской литературы Максим Горький, и мы с Галиной Петровной, следуя этому завету и благодаря отдаленности местожительства, источник этот весьма полюбили. Сейчас подписаны на издания классиков мировой литературы. Книги на полках украшают нашу квартиру и наряду с ковром, телевизором и холодильником наполняют ее чем-то сокровенным. Однако читать стали меньше, потому что купили «Жигули». За рулем удается прочитать лишь лозунги агитационных клумб, тоже, конечно, немалое дело: проникаешься сутью.