Фладд вскинул голову.
— Ты тоже считаешь, что они гниют?
— Ой, вы меня напугали. — Она тронула черный крест у себя на груди. — Я просто так сказала.
— Но что-то тут, безусловно, прогнило.
— Да. Вы приехали нам помочь?
— Не знаю. Вряд ли это в моих силах. Я только себе могу помочь. И наверное, кое-кто по мелочи исправить в приходе.
— А для меня что-нибудь можете сделать?
— Слезай сюда.
Фладд подал ей руку, и девушка одним грациозным движением спрыгнула на пол.
— Когда-то, — сказал он, — ваятели делали на одежде ровные прямые складки, как будто внутри ничего нет. Потом взгляды изменились. Даже у святых есть колени, даже у Пречистой Девы. Они прорисовываются под складками.
— Наши статуи были разные. Одни как живые, другие — нет.
— Боюсь, все они куда моложе тех времен, о которых я говорю, и если не похожи на живых людей, то лишь по неумению. Или из отвращения к плоти.
Филомена глянула вниз, покраснела и принялась развязывать узлы на подоле.
— Я не думала, что тут кто-нибудь будет, — проговорила она. — Я обычно подбираю рясу, когда мокро, только не говорите никому. Очень неприятно ходить весь день с мокрым подолом, можно заработать ревматизм. Вряд ли Маленькая Тереза испугалась бы дождя. Она бы посвятила свои страдания Богу. Наверное, нарочно бы стояла и мокла в жертву за грешников.
Однако, выйдя из церкви, они увидели, что дождь перестал. Деревья вдоль дороги заливал бледный, словно разбавленный, солнечный свет. Лужи блестели, и казалось, будто земля — праздничный стол, уставленный белыми фарфоровыми тарелками.
В тот вечер после обеда отец Ангуин сообщил:
— Мне звонил епископ.
— Вот как? И что он сказал?
— Он хотел знать, актуален ли я. — Отец Ангуин поднял голову, любопытствуя, что думает на сей счет собеседник; однако в любопытстве явно сквозил сарказм. — Вы умны и современны, отец Фладд, как вам такое?
Фладд не ответил, показывая молчанием, что не хочет обсуждать свою современность.
— Он спросил: «Актуальны ли вы, отче? Как у вас с реальностью?». «Это к Платону», — ответил я, но епископ продолжал: «Актуальны ли ваши проповеди? Созвучны ли вы духу времени?»
— Никогда такого не слышал, — сказал Фладд. — «Актуальны»? Нет, не слышал такого. А что вы ответили?
— Я сказал, что, если ему угодно, я в высшей степени неактуален и намерен, с его позволения, оставаться таким и впредь — ради блага моих прихожан, ради спасения их души. «Вот как, любезный?» — Отец Ангуин принялся яростно корчить рожи, похлопывая себя по воображаемому брюшку. — «Да, потому что люди приходят в церковь не за актуальностью! Или вы прикажете мне обращаться к ним на кабацком языке? Забрать у них последние остатки веры и перемолоть на фарш в магазине «Мясо»?» — Отец Ангуин сверкнул глазами. — На это он не ответил.
— Но вы же воспользовались своим преимуществом? — спросил отец Фладд.
— Да, пока он переваривал мои слова, я снова заговорил о статуях. «Если святые, — сказал я, — не приходят в Федерхотон, неужто нам нельзя смотреть хотя бы на их безмолвные образы? Разве они не подстегивают веру, и разве вера не мое ремесло, и разве они не орудия моего ремесла? Отнимите ли вы у врача его черный саквояж? Или запретите цирюльнику выставлять рядом с лавкою жезл?
[30]
»
— И где, по мнению епископа, сейчас статуи? — осторожно спросил Фладд.
— Он думает, они у меня в гараже.
— И что, уступил он хоть в чем-нибудь?
— Ни в чем.
— А вы что ответили?
— Я сказал, что надеюсь его пережить. — Отец Ангуин мгновение сидел в мрачной задумчивости. — Вас он не упомянул.
— Вот как? — проговорил Фладд. — Ничего страшного.
Отец Ангуин еще не вполне отказался от мысли, что Фладд — епископский шпион, однако он заключил, что даже у епископа, видимо, есть совесть, и тот стесняется упоминать шпиона, словно не вполне готов сознаться в своем поступке. Или так, или его правая рука не знает, что делает левая.
Отец Ангуин, разумеется, был пьян. Отец Фладд мягко ему на это указал и пошел на кухню — попросить Агнессу, чтобы та сварила кофе. Это было новшество, одно из тех, что старался внедрить Фладд.
— Растираете в порошок, мисс Демпси. Отвешиваете. Добавляете воду. Нагреваете. Фильтруете.
— Уж не знаю, что получится, — ответила мисс Демпси. — Первый раз в жизни вижу такое снадобье.
Отец Ангуин, оставшись один, дремотно глядел на огонь в камине. Сегодня ему пришлось выслушать чрезвычайно странное покаяние, вернее даже вопросы, заданные в исповедальне напряженным голосом, который он вроде бы слышал раньше, только не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах. Это был недерхотонский вечер — раз в неделю отец Ангуин принимал исповедь у жителей верхнего поселка. Он думал было отправить Фладда, но решил, что мальчик еще не привык к здешним нравам. У недерхотонцев свой обычай: или не придет никто, или ввалятся сразу трое-четверо, и каждый будет пробиваться в исповедальню, отпихивая других, чтобы первым изложить свою версию событий. Частенько в таких случаях доходит до драки. Молодой священник, конечно, сдюжит — с виду он довольно крепкий, — однако тут важнее опыт и ум. Всегда лучше унять спорщиков, чем потом их разнимать.
Первый кающийся вошел в исповедальню, шаркая ногами, и замер, словно ожидая, что священник заговорит первым. Отец Ангуин подумал: кто-то из недерхотонцев пришел на исповедь после двадцати-тридцатилетнего перерыва в надежде, что молодой священник окажется добрее старого, а теперь не знает, с чего начать длинный перечень грехов, и даже вообще забыл принятую формулу. Он подсказал: «Прости мне, отче, ибо я согрешил…»
При звуке его голоса из-за решетки донесся тихий вздох, и вновь наступила тишина. Отец Ангуин ждал, уже не сомневаясь: кающийся рассчитывал на отца Фладда.
— Раз уж пришел, — произнес он, — то говори, я тебе помогу. Попробуй рассказывать по десятилетиям. Но прежде ответь: давно ли ты исповедовался последний раз?
— Недавно, — ответил голос, явно женский. Возраста отец Ангуин определить не мог. Очень может быть, что она говорила правду — по здешним меркам. В Недерхотоне до сих пор обсуждали отречение — не Эдуарда VIII, а Якова II. Распри местных жителей уходили корнями в глубь веков; обиды, нанесенные до норманнского завоевания, были по-прежнему свежи в памяти.
