Валентина не отвечала.
…Поэт Лоринков, как всегда, преувеличивал.
Валентина была не сосулькой, а снеговиком.
Лоринков подобрал ее на улице, когда возвращался домой после поэтического вечера в Национальной Библиотеке Молдавии. Там он читал стихи перед кучкой таких же озлобленных неудачников, как и он сам. Самый желчный неудачник – поэт Дмитрий Круду – сказал Лоринкову, что его творчество карикатурно и в его стихотворениях много сексуальных извращений.
Поэтому у Лоринкова не было секса с Валентиной.
Он решил доказать сам себе – из принципа – что его мир и творческий взгляд на жизнь не подвержены влиянию каких-либо сексуальных перверсий. Хотя отношениях их со снеговиком закрутились стремительно, как дешевенький романчик в дешевеньком романчике для пляжного чтения. Любовь пронзила их, словно Набоков – бабочку иголкой. Ну, или Булгаков – кинжалом наемного убийцы своего мастера. Или… Проще говоря, все случилось быстро и деталей знакомства Лоринков не помнил, потому что был очень пьян.
Сохранились кое-какие воспоминания пунктиром. Вот Лоринков идет, разгоряченый, по двору, забредая летними туфлями грязный снег. Вот впереди маячит белоснежный силуэт…
Лоринков останавливается, приняв по близорукости снеговика за девушку. А после, поняв свою ошибку, решает все же ничего не менять. В конце концов, за вычетом интимной близости – в которой стареющий поэт Лоринков нуждался все реже – снеговик Валентина предоставляла ему все преимущества отношений с женщиной. Она занимала место, она была белоснежной и красивой, очень недоступной, и равнодушной и за нее можно было придумывать все ее мысли и намерения. Лоринков частенько заглядывал к ней на балкон – там в доме было холоднее всего – чтобы каким-то образом растопить то, что сам про себя называл «льдинку в наших Отношениях». К сожалению, он мало преуспел.
Например, Валенина ни разу не отозвалась одобрительно о его стихах.
Он читал ей их каждый вечер, по пятнадцать-двадцат минут. Чтобы научить ее литературе, дать понятие вкуса, показать элементарные примеры шедевров мировой поэзии. С любовью и нетерпением Лоринков, – чувствуя себя этаким литературным Гумбертом, совращающим свою ледяную Лолиту, – ждал, когда Валентина созреет и сочтет, что он – гений. Он растлевал ее как читателя, предвкушая день, когда Валентина сладким плодом упадет в его дрожащие руки. Как-то даже вытащил Валентину на чай, отключив котел автономного отопления и распахнув окно кухни. Усадил Валю, поправил ее забавный нос картошкой а-ля рюсс из картошки. Налил холодного чаю со льдом. Сказал:
Валентина Валентина девица-краса
пусть и из мочала у тебя коса
пусть кривая ветка вместо рук торчит
все это неважно
итс олл факинг шит
главное – пойми же
наших душ родство
ценности культурные,
бэкграунд.. большинство
нас не понимает,
я это осознал
впрочем это все же мелочи
в рот я их манал!
Валентина и на этот раз промолчала, но Лоринкову показалось, что в глазах любимой мелькнула искорка – глаза были из угольков, так что сравнение было не случайным, – одобрения. Они выпили чаю, он проводил Валентина на балкон, пожелал ей спокойной ночи, закрыл дверь, задернул шторы…
И так продолжалось почти два года.
Летом Лоринков ставил Валентину в холодильник, который пришлось ради этого купить. Зимой вытаскивал на балкон. Он был терпелив с Валентиной, и ждал, когда она, наконец, станет его возлюбленной в полном смысле этого слова. То есть, похвалит стихи. Но снеговик молчала… Все это продлжалось ровно до этого вечера, когда Лоринков, вернувшийся в подпитии домой после очередного поэтического вечера – и взбешенный двухлетним молчанием Валентины, – ударил ее.
Но даже и после этого Валентина не заговорила.
Лоринков вышел в комнату и пошел к холодильнику. Открыл, вынул пива. Он не понимал, на что потратил почти два года своей жизни, зачем подарил Валентине себя без остатка. Даже и секса не было! Поэт подумал, стоит ли трахнуть снеговика хотя бы сейчас. Но без головы это было бы все равно, что заняться любовью с трупом… Лоринов глотнул пива. Зазвонил телефон. Это была бывшая жена Лоринкова, Ирина.
– Что ты там делаешь, – сказала она.
–… – ничего не сказал Лоринков.
– Ты что, с бабой? – сказала она.
… – не ответил Лоринков.
– Ты пьешь и ты с бабой! – сказала она.
– Не начинай, – сказал Лоринков.
– Точно пьешь, по голосу пояла! – сказала жена.
Связь прервалась. Лоринков поискал в морозильнике виски. Нашел. Выпил рюмку-другую. В дверь позвонили. Потом еще и еще.
– Открывай дрянь такая! – крикнули из-за двери.
– Ты пьешь и ты с бабой! – закричали из-за двери.
– Пьешь и с бабой! – кричала женщина.
Лоринков вздохнул и пошел открывать. Ирина ворвалась в квартиру. Пронеслась по комнатам. Сказала:
– Где она? – сказала она.
– Почему на балконе куча снега? – сказала она.
– Это снеговик, – сказал Лоринков.
– Она жила тут два года, – сказал он.
– Она? – сказала жена.
– Значит ты трахал ее, – сказала она.
– Ты трахал снеговика! – сказала она.
– Нет, – сказал он.
– У нас был роман, признаю… – сказал он.
– Но без секса, – сказал он.
– Фррр, что же это за роман такой, без секса, – сказала она.
– Полагаю, секс не так уж и важен…. – сказал Лоринков.
– Ты что, Лоринков, совсем уже поехал тут, – сказала она.
– Пьешь… – сказала она.
– Налить? – сказал Лоринков.
– Давай, – сказала она.
– Почему виски ледяной? – сказала она.
– Держал в морозильнике, – сказал он.
– Зачем? – сказала она.
– Я хотел почувствовать вкус смерти, – сказал он.
– Ты все такой же псих, – сказала она.
– Как твой новый муж, – сказал Лоринков.
– Слишком нормальный, – сказала она.
– А ты был слишком ненормальный, – сказал он.
– Да и остался, – сказала она.
– Хочешь, почитаю свои стихи, – сказал он.
– Давай, – сказала она.
– Только виски налей сначала, – сказала она.
Лоринков встал, разлил виски, и принялся декламировать очередное стихотворение.
В открытое на балконе окно залетели снежинки. Лоринков читал стихи. Ирина хохотала. Валентина молча таяла…
Яблоки
Евгений Муромов пел.
