* * *
– А теперь выступит Екатери…
Сашка отвлеклась от мыслей о товарище майоре – каждый раз у нее при этом сладко ныло под сердцем, под ложечкой, и еще кое-где, – и глянула на сцену. Там стояла тонкая девушка с красивым грустным лицом. Девушка читала:
– Я тоже ела без ножа и вилки
бесплатный харч в одном осеннем парке,
где вылинявшие, как после стирки,
старушки на траве играли в карты, – читала она.
– С бумажною летающей тарелкой
шел человек к столу просить добавки,
тряся квадратной головой так мелко,
что черт лица не видно было как бы, – читала девушка.
– Не видно было губ его дрожащих,
взгляд не светился радостью воскресной.
И ангел спрятал дело в черный ящик
в тот полдень в канцелярии небесной, – читала она.
– Но отчеркнул, гад, поперек страницы:
такому-то, за номером таким-то,
сегодня отпустить половник риса,
накапать в чай для опохмелки спирта, – читала девушка.
– А дальше в ручке кончились чернила,
и я пошла, хрустя листвой опавшей.
Мне было хорошо и плохо было,
я что-то там насвистывала даже, – читала она.
(Катя читает стихи поэтессы К. Капович, некоторое время жившей в Кишиневе – прим. авт)
Собравшиеся захлопали. Сашка нахмурилась, поправила прическу а-ля Помпадур, какую модно было делать во всех горкомах, встала.
– Недурно, недурно, Катенька, – сказал она.
– Но в целом слабо, – сказала она.
Ч– ернила, парк, страницы… все это пошло и избито, – сказала она.
– Нет полета, нет свободы! – сказала она.
– И потом, к чему эта лексика недоучившегося хулигана? – сказала она.
– Гад, харч, опохмелка, спирт… – сказала она.
– И это сейчас, когда наши ровесники едут на БАМ, покоряют целину, сопки Камчатки, – сказала Сашка, прожившая все 97 лет своей жизни в Кишиневе.
– Когда рвутся на Кубу и в Анголу, – сказала она.
– Надо работать, еще много надо работать, Катенька, – сказала она.
Девушка с тонким нервным лицом пожала плечами и стала спускаться со сцену.
– Кстати, нет ли у тебя чего-то остросоциального? – сказала Сашка, вспомнив наказ куратора.
– Про перегибы и репрессии, про несвободу и нехватку кислорода? – сказала она, и заметила, что подружка Юлька взялась за карандаш.
– Нет, – сказала Катя, – и вообще мы завтра уезжаем, всей семьей.
– А, – разочарованно сказала Сашка.
– Ну что же, в добрый путь, – сказала она.
– Думаю, в любом другом месте, где не так много выдающихся поэтов, как у нас тут, в МССР, тебе легко будет состояться, – сказала она.
– Говорю это тебе по-товарищески, – сказала она.
– А у кого-то есть? – спросила она.
– Ну, про перегибы и все такое? – сказала она.
– Мы же все свои! – сказала она.
– И шторы сейчас опустим и дверь закроем, – сказала она.
Дети, оживившись, стали наперебой вызываться. Юля знай успевала записывать. Ничего, будет им наука, подумала Сашка, да и все равно, поэтов здесь, кроме нее, нет.
– А теперь у нас кто выступает? – сказала она.
На сцену вышел невысокий, крепкий молдаванчик, – как ласково называла про себя Сашка туземцев, – и начал, отчаянно краснея, читать. Кто там, глянула Сашка с картотеку. Лоринков, Володя Лоринков. Ну-ка… Паренек, не выговаривая твердую «л», и спеша, читал:
…итак, как говорят нынче индейцы
селения Бельцы
очень давно Создатель, Великий Вождь Наверху
сотворил Месоамерику-Молдавию, осыпав ее землю
семенами матери – кукурузы
затем он создал животных и птиц и дал им имена…
Под смешки зала юнец перечислил имена выдающихся культурных деятелей МССР, отчего Сашка и Юлька переглянулись и сразу же напряглись. Юнец читал дальше:
…окончив труд, Создатель призвал к себе животных
и сказал им:
я собираюсь уйти и оставить вас одних, но
я еще вернусь, и займусь сотворением людей, а они
будут отвечать за вас передо мной
и никому и в голову не пришло, куда это отлучился
Создатель
единственный, кто знает, это я
так вот, создатель работал, так сказать, на две конторы
сражался на два фронта
разыгрывая перед индейцами фокусы с Бобрами и Койотами
он еще дурил головы грязным иудеям
обрезавшим с крайней плотью семилетнюю грязь
и когда сказал индейцам, что отлучился
то просто-напросто попер на Голгофу
умирать…
Умеет цеплять за животрепещущие темы, гаденыш, подумала Сашка. Ведь на дворе был 65—й год, и, – как писала диссидент Юнат в 2010 году – народ советских рабов только-только открыл для себя библейские страницы «Мастера и Маргариты», жаждал узнать больше о священном Писании… Литературный кружок «Орбита» ликовал. Молдаванчик сраный продолжал.
…животные были недовольны именами:
Голубая Сойка, Жаворонок и Койот не одобряли свои имена
каждый хотел стать кем-нибудь другим.
учения о свободе выбора Создатель им не оставил
правил не составил
в общем,
чудак
а когда вернулся, мнение этих животных о создателе как о чудаке
вовсе не изменилось
потому что он сказал, будто
имена им дадены навсегда, никаких перемен,
его слово закон
в общем, повел себя как второй человек ЦК МССР…
Сашка и Юлька переглянулись. Юлька под столом поменяла кассету. Мальчишка, вдохновившись успехом у публики, читал:
…ясное дело, как и всякий садист, Создатель решил устроить порку без причин:
раз вы попытались нарушить, изменить мой закон, —
вещает молдавским животным он, —
я не буду сейчас создавать людей
вы не повиновались, как должно, и таким образом
испортили то, что я принес с собой и из чего собирался сотворить людей
поняли вы провокаторы
животные загрустили
а Создатель помуштровал их еще немного и распустил по домам,
после чего обратился к Койоту
а вас Койот, я попрошу остаться
хотя простите, то был Шакал
