Также слишком опасно было идти по краям парка. Дать врагу прижать себя к пропасти или к отвесной скале означало почти наверняка погибнуть. А в плен здесь, судя по всему, никого не брали и тем паче никому не давали пощады. Кальтер понятия не имел, что ждет после смерти уже умершего однажды Сквозняка – может быть, и впрямь повторное воскрешение, – но насчет себя радужных надежд не строил. В Скважинске «серые» уже отменили одну его неизбежную гибель, предоставив возможность переиграть ту Игру заново. Больше такой поблажки они Куприянову не дадут. И в следующий раз, когда он допустит фатальную ошибку, они загонят его в могилу безо всякой гарантии оттуда выкарабкаться.
– Судя по тому что в стенах храма нет других дыр, мы – первые игроки, кому посчастливилось зайти так далеко, – рассудил Сквозняк, оглянувшись на пролом, из которого все они выбрались и из которого только что вырвалась вода. Впрочем, здесь она была им не страшна. Поток стекал со стены и затем катился не в парк, а прямиком в пропасть, поэтому не мог замочить компаньонам даже подошвы. Хотя, если бы и замочил, невелика трагедия. Все четверо и так были мокрые, разве что не с ног до головы, а лишь по грудь. Но это мало утешало, и каждому хотелось поскорее развести костерок и обсохнуть.
– Наверное, прежние игроки вообще не достигали храма, а сходили с дистанции при встрече с великаном, – заметил, в свою очередь, Кальтер. – Возможно, что храм и был финишной точкой этого пути. После чего победителям надо было устоять перед искушением испить воды из фонтана, решить финальную загадку, забрать призы и возвращаться обратной дорогой. Пробив стену, мы могли оказаться на уже запретной для нас территории. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Ага, то есть здесь, за кулисами шоу, мы можем вообще не встретить ни врагов, ни ловушек! – обрадовался Серега. – И, глядя на этот давным-давно заброшенный парк, я бы сказал, что моя теория не слишком далека от реальности.
– Я бы на твоем месте повременил раскатывать губу, – осадил Куприянов напарника. – Выход с трассы может отрыгнуться нам непоправимыми последствиями. Да, здесь и впрямь может, кроме нас, больше никого не быть. Но отсюда также может и не быть никакого выхода. Или выход есть, но количество обитающих за кулисами врагов окажется выше нормы, которая положена нам при Игре на сцене. Ну и на десерт – самый отвратительный расклад: и выход отсутствует, и врагов полным-полно. Причем последний вариант наверняка окажется наиболее вероятным из всех, вот увидишь.
– Что, уже и помечтать нельзя? – проворчал Сквозняк и, угрюмо вздохнув, предложил: – Ну что, двинули в лес или так и будем здесь топтаться да на судьбу жаловаться?
– Двинули, – согласился Кальтер. – Куда еще деваться? Раз вода продолжает течь из пролома, значит, храмовые ворота все еще закрыты и обратный путь для нас отрезан.
Прикрепив «пустышку» к протезу, он снял с плеча лук, достал стрелу и положил ее на тетиву. Плохо будет теперь без Серегиного мушкетона. Лишь сейчас Кальтер по-настоящему осознал, насколько полезным было то огнестрельное старье. Пускай и точность его оставляла желать лучшего, и перезарядка отнимала много времени, однако когда ты знаешь, что кто-то прикрывает тебя с такой пушкой, это заметно прибавляет уверенности. А лук…
Да что лук! Это в руках настоящего лучника он являл собой грозное оружие. А Кальтеру повезет, если он хотя бы попадет из него во врага, не говоря о том, чтобы ранить его или убить. Но, как бы то ни было, пока враг не приблизился на расстояние удара, Кальтер всегда может попытаться убить его на подходе, нежели просто стоять столбом и ждать нападения.
Успевшие дойти до опушки Огилви и Вада остановились в нерешительности и то и дело оглядывались назад. Разумеется, они не струсили – просто им не хотелось разделять силы перед тем, как войти в лес. Куприянов и Серега не стали заставлять компаньонов ждать и быстрым шагом догнали их. После чего горец начал что-то говорить и подавать всем знаки. Вторые, в отличие от его слов, были в целом понятны. Джон извещал компаньонов о том, что он пойдет первым, а им велел шагать за ним след в след, не отставать и глядеть в оба по сторонам.
Никто не возражал. Кого же еще назначать проводником, как не уроженца здешних краев, пускай горец тоже очутился в этих местах впервые. Любопытно, что перед тем как войти в лес, Джон повесил свой баклер за спину, а вместо него взял в левую руку «вздыбленного быка». Огилви явно вернул себе пакаль не только потому, что тот был дорог ему как реликвия или памятная вещица. В прошлом он успел познакомиться со свойствами этого артефакта и был уверен, что они помогут ему в бою и сегодня. Причем помогут гораздо лучше, чем щит, раз уж последний был отправлен шотландцем в «багаж».
Сразу за Огилви шел Серега, который в случае чего мог прикрыть дозорного из лука. А третьим выпало идти Кальтеру, которого попросил встать на это место Кан Вада. Попросил уважительно, с поклоном, не став объяснять напрямую, что он не доверяет прикрывать себе спину одноглазому. Впрочем, Сквозняку было все равно. Он в отличие от самурая был не гордый и не рвался на ответственные боевые посты, когда туда вызывались идти другие.
После долгого пребывания в мрачных залах крепости прогулка по парку была, несмотря на все опасности, прямо-таки глотком свежего воздуха. Даже в своем нынешнем плачевном состоянии местные сооружения производили впечатление. За их грубый облик и монументальность Серега назвал это «взрывоустойчивой архитектурой». В целом же они напоминали более качественно сделанные вариации на тему знаменитого Стоунхеджа. Такого, каким он, вероятно, мог бы стать, если бы его построили где-нибудь в середине второго тысячелетия нашей эры.
Жаль только, что быстро стемнело, и созерцание здешней экзотики пришлось отложить до утра. До которого, однако, надо было еще дожить, хотя в данный момент ничего вроде бы не предвещало проблем. Иногда шотландец жестом велел отряду остановиться и ненадолго замереть, дабы прислушаться к звукам засыпающего леса. Однако, кроме шума ветра и шелеста сухой листвы, никакой другой шум до компаньонов не долетал. Даже карканье ворон и то отсутствовало, хотя в долине перед Мегалитом они не раз попадались Кальтеру на глаза.
Но кто-то в этом лесу все-таки жил. Огилви несколько раз поднимал с земли что-то, смутно напоминающее кусочки засохшего дерьма, внимательно разглядывал их, мял в пальцах, обнюхивал – ладно, хоть не пробовал на вкус, – после чего всегда недовольно хмурился и озирался. Знакомить команду со своими опасениями он не торопился – видимо, сам не был в них до конца уверен. Но и одного его настороженного поведения хватало, чтобы понять: горец чует нечто такое, чего пока не учуяли его спутники. И это «нечто» ему чертовски не нравится.
Когда Джон в очередной раз провел такую экспертизу, Кальтер окликнул его, затем указал на его находку и помахал руками, будто крыльями. «Ты опасаешься летающего противника?» – так следовало понимать этот обращенный к горцу бессловесный вопрос.
Горец расшифровал простейшую куприяновскую пантомиму. А вот для Кальтера его ответная жестикуляция осталась непонятной. Энергично мотнув головой, Огилви затряс кистями рук, а руками начал водить по воздуху так, словно пытался объять ими все окружающее пространство. Произнес он при этом всего одно слово, и сказано оно было зловещим шепотом:
