Князь взял Фандорина под локоть, перевел тембр на
доверительность:
– Я ведь вам все это не из простодушного хвастовства
рассказываю. Вы, верно, уже давно поняли, что простодушия во мне немного. Нет,
я хочу вас с места сдвинуть, чтобы вы вон тому каменному сидню не уподоблялись.
Мы с вами, Эраст Петрович, столбовые дворяне, на таких столбах вся Российская
империя держится. Я веду род от варягов, вы – потомок крестоносцев. В наших
жилах течет древняя разбойничья кровь, от веков она стала терпкой, как старое
вино. Она погуще, чем жидкая киноварь купчишек и приказных. Наши зубы, кулаки и
когти должны быть крепче, чем у Мининых, иначе уплывет империя у нас меж
пальцев, такое уж подходит время. Вы умны, остры, смелы, но есть в вас этакая
чистоплюйская, аристократическая вялость. Если на пути вам встретится, пардон,
куча дерьма, вы на нее в лорнетку взглянете и стороной обойдете. Пусть другие
наступают, а вы своих нежных чувств и белых перчаток зазгрязнять не станете. Вы
простите меня, я сейчас нарочно грубо и зло излагаю, потому что наболело, это
давняя моя idee fixe. Смотрите, в каком редкостном положении мы с вами
оказались – по воле судьбы и стечению обстоятельств. Убит начальник
Жандармского управления, убит начальник Охранного отделения. Остались только мы
с вами. Могли бы из столицы прислать сюда нового начальствующего для
руководства расследованием – директора Департамента, а то и самого министра, но
эти господа тертые калачи. Боятся за карьеру, предпочли предоставить все
полномочия нам с вами. И отлично! – Пожарский энергично махнул
рукой. – Нам с вами бояться нечего и терять уже нечего, а приобрести можно
очень-очень многое. В адресованной нам высочайшей телеграмме сказано:
„Неограниченные полномочия“. Вы понимаете, что такое „неограниченные“? Это
означает, что и Москвой, и всем политическим сыском империи на ближайший период
по сути дела управляем вы и я. Так давайте не толкаться локтями, не мешать друг
другу, как это было до сих пор с Бурляевым и Сверчинским. Ей-богу, лавров
хватит обоим. Давайте объединим усилия.
На всю многословную филиппику Эраст Петрович ответил одним
словом:
– Давайте.
Глеб Георгиевич подождал, не будет ли сказано чего-то еще, и
удовлетворенно кивнул.
– Ваше мнение о Мыльникове? – вернулся он к
деловому тону. – По старшинству временным начальником Охранного нужно
делать его, но я бы предпочел Зубцова. Нового из Петербурга, по-моему,
требовать не нужно. Мы не можем ждать, пока новый человек войдет в ход работы.
– Да, нового нельзя. И Зубцов работник способный. Но
нам от Охранного отделения сейчас нужна не столько аналитическая разработка,
сколько п-практическая, агентурно-розыскная деятельность, а это епархия
Евстратия Павловича. Да и обижать его понапрасну я бы не стал.
– Но Мыльников отвечал за подготовку провалившейся
операции. Результат вам известен: убит Бурляев и три филера, еще пятеро ранены.
– Мыльников не виноват, – убежденно произнес
статский советник.
Пожарский внимательно взглянул на него:
– Нет? В чем же, по-вашему, причина неудачи?
– Измена, – коротко ответил Фандорин и, заметив,
как изумленно поползли вверх брови собеседника, пояснил. – Террористы
знали, во сколько начнется операция, и были наготове. Кто-то их п-предупредил.
Кто-то из наших. Так же, как в деле с Храповым.
– Это ваша версия, и вы до сих пор молчали? –
недоверчиво спросил князь. – Ну, знаете, вы просто неподражаемы. Нужно
было мне поговорить с вами начистоту раньше. Однако ваше предположение слишком
серьезно. Кого именно вы подозреваете?
– К-круг посвященных в подробности ночной операции был
узок. Я, вы, Бурляев, Мыльников, Зубцов. Да, еще поручик Смольянинов мог
слышать.
Глеб Георгиевич фыркнул, кажется, находя предположения
собеседника нелепыми, однако все же принялся загибать пальцы.
– Ну хорошо, давайте попробуем. Если позволите, начну с
себя. Какой тут возможен мотив? Сорвал операцию, чтобы слава поимщика БГ не
досталась Бурляеву? Что-то уж чересчур. Теперь Мыльников. Хотел занять место
начальника? И при этом не пожалел трех лучших филеров, с которыми носится, как
дядька Черномор? Да еще и неизвестно, станет ли начальником… Зубцов. Личность,
конечно, в высшей степени непростая, да и в тихом омуте известно, кто водится.
Однако зачем ему губить Бурляева? Чтобы избавиться от „неправильного“ борца с
революцией? Такие чрезмерности, по-моему, не в характере Сергея Витальевича.
Правда, он имеет революционное прошлое. Двойной агент, как Клеточников в
Третьем отделении? Хм, это нужно проверить… Кто там еще? А, краснощекий
Смольянинов. Тут я пас, не хватает фантазии. Вы его лучше знаете. Кстати
говоря, отчего это юноша из такой семьи служит в жандармах? Он не похож на
честолюбивого карьериста вроде вашего покорного слуги. Вдруг неспроста? Быть
может, заражен демонической романтикой ниспровергательства? Или проще –
любовная связь с какой-нибудь нигилисткой? Начав словно бы в шутку, Пожарский,
похоже, увлекся фандоринской гипотезой всерьез. Сделав паузу, он посмотрел на
Эраста Петровича с особенным выражением и вдруг сказал:
– Если уж о любви и роковых нигилистках… А не может ли
происходить утечка через вашу прекрасную Юдифь, которая произвела такое
впечатление на московское общество? Она ведь, кажется, поддерживает
подозрительные связи? Отлично знаю, как очаровательные женщины умеют высасывать
секреты. Вы часом не оказались в роли Олоферна? Только прошу по-деловому, без
обид и картелей.
Эраст Петрович и в самом деле намеревался ответить на
чудовищное подозрение князя резкостью, но тут ему внезапно пришла в голову
мысль, заставившая статского советника забыть об оскорблении.
– Нет-нет, – быстро произнес он. – Это
совершенно невозможно. Но зато очень даже возможно другое. Бурляев мог
проговориться Диане. Вероятно, и со Сверчинским без нее не обошлось.
И Фандорин рассказал князю о таинственной женщине-вамп,
вскружившей голову обоим начальникам московского политического сыска.
Версия выходила замечательно складная, во всяком случае по
сравнению с прочими, однако Пожарский воспринял ее скептически.
– Спекуляция, конечно, любопытная, но мне кажется,
Эраст Петрович, что вы чрезмерно сужаете круг подозреваемых. То, что
наличествует измена, – безусловно. Нужно пересмотреть всю линию
расследования с этой позиции. Но предателем могла оказаться любая пешка, филер
или полицейский, использованные в оцеплении, а это восемьдесят человек. Не
говоря уж о нескольких десятках извозчиков, мобилизованных для перевозки всей
этой бурляевской Grande Armee.
[3]
