– Ничего особенного, милая шутка. Вчера вечером,
отужинав в ресторане, возвращаюсь к себе в номер. Вхожу в спальню – боже, какой
сюрприз! В постели лежит очаровательная дама, в совершеннейшем неглиже, над
одеялом виден премилый обнаженный бюст. Начинаю ее выпроваживать – она
подниматься не желает. А минуту спустя форменное вторжение: пристав, городовые,
и портье фальшивым голосом кричит: „У нас приличное заведение!“ А из коридора,
смотрю, уж и репортер лезет, и даже с фотографом. Дальше еще интересней.
Выскакивает моя гостья из постели – батюшки-светы, в жизни такого не видывал!
Полнейший ассортимент половых признаков. Оказывается, известная на Москве
личность, некий господин – или некая госпожа – по прозвищу Коко. Пользуется
популярностью в кругу гурманов, предпочитающих неординарные развлечения.
Отлично задумано, Эраст Петрович, браво. Никак от вас не ожидал. Выставить меня
в смешном и неприличном свете – самое лучшее средство, чтобы вернуть себе
контроль над расследованием. Государь от слуг престола непотребства не терпит.
Прощай, флигель-адъютантский вензель, и карьера тоже прощай. – Глеб
Георгиевич изобразил восхищение. – Замысел превосходный, однако ведь и я
не первый день на свете живу. При случае сам подобными кунштюками преотлично
пользоваться умею, в чем вы могли убедиться на примере нашего Рахмета-Гвидона.
Жизнь, милейший Эраст Петрович, научила меня осторожности. Покидая номер, я
всегда оставляю на двери невидимый знак, а прислуге в мое отсутствие входить
строжайше запрещаю. Посмотрел я на дверь – ба, волосок-то оборван! В двух
соседних номерах мои люди живут, из Петербурга с собой привез. Кликнул их, и к
себе вошел не один, а при сопровождении. Увидал ваш пристав этих серьезных
господ с револьверами наизготовку и пришел в смущение. Схватил диковинное
создание за волоса и молчком вытащил за дверь, заодно и газетчиков уволок. Но
ничего, портье остался, некто Тельпугов, и уж он-то со мной был вполне
откровенен. Разъяснил, что за Коко такое. И про то, как господа полицейские
велели наготове быть, тоже рассказал. Вот видите, на какую вы оказались
способны предприимчивость, а еще мои методы осуждаете.
– Я ничего об этом не знал! – возмущенно вскричал
Эраст Петрович и тут же покраснел – вспомнил, что Сверчинский вчера бормотал
что-то про Коко. Так вот что имел в виду Станислав Филиппович, когда собирался
выставить заезжего ревизора всеобщим посмешищем…
– Вижу, что не знали, – кивнул Пожарский. –
Разумеется, это не ваша линия поведения. Просто желал удостовериться. На самом
деле авторство проделки с Коко, конечно, принадлежит многоопытному полковнику
Сверчинскому. Я еще утром пришел к этому заключению, когда Сверчинский начал
мне каждый час названивать. Проверяет – догадался ли. Конечно, он, больше
некому. Бурляеву для таких фокусов недостаточно фантазии.
В этот самый миг за дверью послышался топот множества шагов,
и в кабинет с разбега ворвался сам Бурляев, легок на помине.
– Беда, господа! – выдохнул он. – Только что
сообщили, что совершено нападение на карету экспедиции по заготовлению государственных
бумаг. Есть убитые и раненые. Шестьсот тысяч похищено! И знак оставлен – БГ.
Унылая растерянность – таково было преобладающее настроение
на чрезвычайном совещании чинов Жандармского управления и Охранного отделения,
затянувшемся до позднего вечера.
Председательствовал на скорбном синклите вице-директор
Департамента полиции князь Пожарский, взъерошенный, бледный и злой.
– Славные у вас тут в Москве порядки, – уже не в
первый раз повторил столичный человек. – Каждый божий день экспедируете
казенные средства для переправки в глубинные районы империи, а даже инструкции
по перевозке таких огромных сумм не имеется! Ну где это видано, чтобы охрана
кидалась в погоню за бомбистом, оставив деньги почти без присмотра. Ладно,
господа, что уж повторяться, – махнул рукой Пожарский. – Мы с вами
были на месте преступления, всё видели. Давайте подводить неутешительные итоги.
Шестьсот тысяч рублей перекочевали в революционную кассу, которую я только что
с немалыми трудами опустошил. Страшно подумать, сколько злодеяний совершат
нигилисты на эти деньги… У нас трое убитых, двое раненых, причем при
перестрелке в Сомовском тупике ранен только один, да и то легко. Как можно было
не догадаться, что пальба затеяна для отвода глаз, а главное происходит возле
кареты! – снова загорячился князь. – И еще этот наглый вызов –
визитная карточка БГ! Какой удар по престижу власти! Мы неверно расценивали
количественный состав и дерзость Боевой Группы. Там никак не четыре человека, а
по меньшей мере десяток. Я потребую подкреплений из Петербурга и особенных
полномочий. А какова техника исполнения! У них были точнейшие сведения о
маршруте следования кареты и охране! Действовали быстро, уверенно, безжалостно.
Свидетелей не оставляли.
Это опять к нашей дискуссии о методах. – Глеб Георгиевич
взглянул на Фандорина, сидевшего в дальнем углу бурляевского кабинета. –
Правда, одному, кучеру Куликову, удалось уйти живым. От него нам известно, что
в основной группе было два налетчика. Один, судя по описанию, наш ненаглядный
господин Грин. Второго называли Козырем. Вроде бы зацепка, так нет же! На
постоялом дворе „Индия“ обнаружен труп мужчины с проломленным черепом. Одет так
же, как Козырь, и опознан Куликовым. Козырь – кличка в уголовной среде
достаточно распространенная, означает „лихой, удачливый бандит“. Но вероятнее
всего, это легендарный питерский налетчик Тихон Богоявленский, по слухам,
связанный с нигилистами. Как вам известно, труп отправлен в столицу на
опознание. Да что толку! Господин Грин эту ниточку все равно обрубил. Куда как
удобно, да и денежками делиться не надо… – Князь сцепил пальцы и хрустнул
суставами. – Но ограбление – еще не главная наша беда. Есть обстоятельство
печальней.
В комнате стало тихо, ибо представить себе напасть хуже
случившегося ограбления присутствующим было трудно.
– Вы знаете, что титулярный советник Зубцов установил
абонента, с чьего аппарата незадолго до нападения на карету звонил какой-то
мужчина. Это квартира известного адвоката Зимина на Мясницкой. Поскольку Зимин
сейчас находится на процессе в Варшаве – об этом пишут все газеты – я послал
своих агентов осторожно поинтересоваться, что за стеснительный господин не
захотел говорить с Сергеем Витальевичем. Агенты увидели, что свет в квартире не
горит, открыли дверь и обнаружили там труп…
Вновь возникшую паузу нарушил Эраст Петрович, негромко
спросивший:
– Неужто Гвидон?
– Откуда вы знаете? – быстро развернулся к нему
Пожарский. – Вы не можете этого знать!
– Очень просто, – пожал плечами Фандорин. –
Вы сказали, что произошло событие, еще б-более печальное, чем похищение
шестисот тысяч. Мы все знаем, что вы сделали главную ставку в расследовании на
агента Гвидона. Чье еще убийство могло бы расстроить вас до такой степени?
Вице-директор раздраженно воскликнул:
