Он был упругий, собранный, в глазах играли веселые искорки.
Подшутила судьба над протоиереем – подбросила в постное поповское семейство
этакого волчонка. Грина заинтересовал теоретический вопрос: что делать с такими
Козырями в свободном, гармоничном обществе? Ведь природа все равно будет их
поставлять в определенной пропорции. Врожденную склонность воспитанием не
всегда переломишь.
Придумал: опасные профессии, требующие людей авантюрного
склада, останутся. Вот для чего пригодятся Козыри. Проникать в пучины морей,
покорять неприступные горные вершины, осваивать летательные аппараты. А позже,
лет через пятьдесят, потребуется исследовать другие планеты. Работы всем
хватит.
– Отвали! – крикнул Козырь на дворника, который
кряхтя пристроился к бревну – откатить в сторону. – Наше это, сейчас возок
вернется, подберет. Эх, народишко, только подобрать, где плохо лежит.
Дворник ретировался от сердитого человека за железные
ворота, и на улице стало совсем пусто.
– Е-едет денежка, е-едет родимая, – тихим,
вкрадчивым голосом протянул Козырь. – Давайте-ка на ту сторону. И не
суйтесь наперед, на меня смотрите.
Сначала было видно продолговатое темное пятно, потом стали
различимы отдельные фигуры – всё в точности, как говорил Козырь.
Впереди двое конных стражников с карабинами через плечо.
За ними карета экспедиции ценных бумаг: большой закрытый
возок на полозьях, рядом с кучером двое – урядник и экспедитор.
По бокам от кареты еще конные стражники – два справа и два
слева.
Замыкали конвой сани, которых отсюда толком было не видно. В
них полагалось находиться еще четырем стражникам при карабинах.
Емеля вышел из-за утла, прислонился к стенке. Смотрел на
проезжающую мимо процессию. В руке держал круглый сверток – бомбу.
Поглаживая пальцем рифленую рукоятку „кольта“, Грин ждал,
когда передние заметят бревно и остановятся. Часы над аптекой показывали девять
минут шестого.
Лошади равнодушно переступили через преграду и двинулись
дальше, однако кучер кареты затпрукал, натянул поводья.
– Куда? – заорал урядник, приподнимаясь. –
Куда поехали, бараны? Бревна не видите? Слезайте с лошадей, оттащите его в
сторону. И ты пособи, – подтолкнул он кучера.
Увидев, что конвой остановился, Емеля медленно, прогулочным
шагом двинулся сзади к замыкающим саням, вроде как любопытствуя.
Когда двое стражников и кучер, согнувшись, подхватили
бревно, Емеля коротко разбежался, метнул сверток и залихватски вскрикнул:
– И-эх!
Ему и полагалось крикнуть, чтобы охрана поняла – кто именно
бросил бомбу. Для плана это было самое важное.
Сверток еще не коснулся земли, стражники еще не сообразили,
что за странная штука к ним летит, а Емеля уже развернулся, уже припустил
обратно к углу.
Грохнуло не особенно, потому что заряд был против
обыкновенного половинный. Тут требовалась не убойная сила – демонстрация.
Мощным взрывом стражников оглушило бы, а то и контузило, от них же сейчас нужна
была резвость.
– Бомбист! – заорал урядник, оглядываясь назад
поверх кареты. – Вон он, за угол дунул!
Пока шло по плану. Четверо, что сидели в санях (ни одного
взрывом не задело), повыпрыгивали и погнались за Емелей. Другие четверо, что
оставались в седлах, развернули коней и со свистом, улюлюканьем припустили туда
же.
Возле кареты из вооруженных остались только двое спешившихся
– так и застыли с бревном в руках – да урядник. Кучер и экспедитор были не в
счет.
Через секунду после того как преследователи свернули в
тупик, оттуда рассыпало трещоткой револьверных выстрелов. Теперь стражникам
будет не до кареты. Оглохнут от пальбы и страха, залягут, начнут сажать в белый
свет как в копеечку.
Наступал черед Козыря с Грином.
Почти одновременно они, каждый со своей стороны улицы,
шагнули с тротуара на мостовую. Козырь два раза выстрелил одному стражнику в
спину, второго Грин ударил рукояткой револьвера по затылку, потому что с его
силой этого было достаточно. Бревно с тупым стуком бухнулось на утрамбованный
снег и откатилось, а кучер присел на корточки, зачем-то закрыл руками уши и
тихонько завыл.
Грин махнул дулом уряднику и экспедитору, замершим на
козлах.
– Слезайте. Живей.
Чиновник втянул голову в самые плечи и неловко спрыгнул
вниз, но урядник все не мог решить, сдаваться или выполнять служебный долг:
одну руку поднял, как бы сдаваясь, другой же слепо шарил по кобуре.
– Не дурить, – сказал Грин. – Застрелю.
Урядник поспешно вскинул и вторую руку, но Козырь все равно
выстрелил. Пуля попала в середину лица, и место, где только что находился нос,
сделалось черно-красным, а сам урядник, диковинно всхлипнув, опрокинулся
навзничь, захлопал руками по земле.
Козырь схватил экспедитора за воротник шинели, поволок к
задку кареты:
– Хочешь жить, фуражка, отпирай!
– Не могу, ключа не имею, – белыми от ужаса губами
пролепетал чиновник.
Тогда Козырь выстрелил ему в лоб, перешагнул через труп и
еще двумя пулями сбил замок с печатью.
Мешков внутри оказалось шесть, как и было обещано. На дверце
Грин наскоро, рукояткой „кольта“, выцарапал „БГ“. Пусть знают.
Пока перетаскивали добычу в сани, спросил на бегу:
– Зачем было этого убивать? И тот тоже сдался.
– Кто Козыря узнать может, живой не останется, – сквозь
зубы процедил „специалист“, вскидывая очередной мешок на плечи.
Услыхал кучер, все еще сидевший на корточках, выть перестал
и, скрючившись, побежал прочь.
Козырь сбросил поклажу, выстрелил вслед, не попал, а второй
раз не успел – Грин выбил у него оружие.
– Ты что?! – Налетчик схватился за ушибленное
запястье. – Он же полицию приведет!
– Все равно. Дело сделано. Сигнал.
Ругнувшись, Козырь заливисто свистнул в три переката, и
пальба в тупике сразу проредилась вдвое – свист был для стрелков знаком, что можно
отрываться.
Лошадь взяла с места вразбег, застучала шипастыми подковами,
и ходкие сани, ничуть не отяжелевшие от бумажной поклажи, невесомо заскользили
по льдистой мостовой.
Грин оглянулся.
Несколько бесформенных, темных куч на земле. К ним тянутся мордами
осиротевшие лошади. Пустая карета с распахнутыми дверцами. Часы над аптекой.
Двенадцать минут шестого.
Получалось, что весь экс не занял и трех минут.
