Рахмет, Емеля, Снегирь и Арсений, сын отсутствующего хозяина,
стояли подле исчерченной углем схемы.
– Ага, наконец-то, – обернулся Снегирь,
возбужденно блестя глазами. – Мы тут беспокоимся, справитесь ли вы с
Козырем вдвоем. Все-таки вас только двое, а нас целая орава.
– Больно рискованно, – поддержал мальчика Рахмет. –
И потом, ты не слишком доверяешься этому поповскому Рокамболю? Как бы он не
сделал ручкой со всеми деньгами. Давай я с вами буду, а бомбу кинет Емеля.
– Нет, бомбу я! – воскликнул Снегирь. – Емеля
должен ребятами командовать.
Испугался опасности или другое? – подумал Грин про
Рахмета. Сухим, не допускавшим возражений голосом сказал:
– Мы с Козырем справимся вдвоем. Бомбу бросит Емеля.
Бросил – и беги за угол. Не жди пока разорвется. Только крикни сначала, чтобы
поняли, кто бросил. За стенку – и командуй, когда стрелять. А Рахмет на экс не
пойдет.
– То есть как это?! – взвился Рахмет.
– Нельзя, – объяснил Грин. – Сам виноват. Ты
в розыске. Приметы у всех филеров. Только нас провалишь. Сиди тут, у телефона.
* * *
Двинулись в четверть пятого – чуть раньше, чем следовало.
Во дворе Грин оглянулся.
Рахмет стоял у окна. Увидел, махнул рукой. Вышли из
подворотни в переулок.
– А черт, – сказал Грин. – Шомпол забыл.
Нельзя – вдруг патрон заклинит.
Снегирь, весь пунцовый от волнения, предложил:
– Давай сбегаю. Где он у тебя? На тумбочке, да? –
И уж кинулся бежать, но Емеля ухватил его за шиворот.
– Стой, шебутной! Нельзя тебе возвращаться. Первый раз
на акцию идешь – поганая примета.
– В санях посидите, я сейчас, – бросил Грин и
повернул назад.
Во двор сразу не пошел, осторожно выглянул из подворотни. У
окна никто не стоял.
Быстро перебежал двор, поднялся по лестнице до бельэтажа.
Нарочно смазанный замок не скрипнул.
Проник в квартиру бесшумно – сапоги оставил на лестнице.
Крадучись миновал столовую. Из кабинета, где телефонный
аппарат, донесся голос Рахмета:
– Да-да, двенадцать – семьдесят четыре. И побыстрей,
барышня, срочное дело… Охранное? Это Охранное отделение? Мне…
Грин кашлянул.
Рахмет уронил рожок и проворно обернулся.
В первый миг его лицо сделалось странным – лишенным всякого
выражения. Грин догадался: это он не понял, расслышаны ли роковые слова, еще не
знает, какую роль ему играть – товарища или предателя. Вот, стало быть, какое у
Рахмета настоящее лицо. Пустое. Будто классную доску вытерли сухой тряпкой, и
остались мучнистые разводы.
Но пустым лицо оставалось не более секунды. Рахмет понял,
что раскрыт, и уголок рта оттянулся в глумливой усмешке, глаза презрительно
сузились.
– Что, Гринчик, не поверил боевому соратнику? Ну и ну,
не ожидал от тебя, малахольного. Что вытянулся, как оловянный солдатик?
Грин стоял неподвижно, держа руки по швам, и не шелохнулся
даже тогда, когда васильковый человек с выщербленной улыбкой выхватил из
кармана”бульдог”.
– Что ж ты один? – прошепелявил Рахмет. – Без
Емели, без Снегирька? Или стыдить меня пришел? Только ведь у меня, Гринуля,
стыда нет. Сам знаешь. Жалко, придется тебя в минус перевести. Живьем сдать
вышло бы эффектней. Что вылупился? Ненавижу тебя, истукана.
Выяснить оставалось только одно – давно ли Рахмет
сотрудничает с Охранкой или заагентурен только вчера.
Грин так и спросил:
– Давно?
– Да считай, с самого начала! Меня давно тошнит от вас,
скучнорылых. А больше всего от тебя, чугунный ты болван! Я вчера встретил
человека куда полюбопытней, чем ты.
– Что такое „ТГ“? – на всякий случай спросил Грин.
– А? – удивился Рахмет. – Что-что?
Других вопросов не было, и Грин больше терять времени не
стал. Метнул нож, зажатый в правой ладони, и кинулся на пол, чтобы не задело
выстрелом. Но выстрела не было.
„Бульдог“ упал на ковер, а Рахмет схватился обеими руками за
черенок, торчавший из левой половины груди. Опустил голову, с удивлением
разглядывая диковинный предмет, рванул его из раны. Кровь залила весь перед
рубашки, Рахмет повел невидящим взглядом по комнате и рухнул лицом вниз.
– Едем, – сказал Грин, с разбегу плюхаясь в сани и
пряча под сиденье сундучок с самым необходимым: взрыватели, фальшивые
документы, запасное оружие. – Завалился под стул. Еле нашел. До
Хлудовского вместе. Там вылезете, а я на встречу с Козырем. И вот что. Сюда не
возвращаться. После экса к обходчику. Арсений тоже.
Козырь уже прохаживался вдоль тротуара, одетый коммивояжером
средней руки: в бобровом картузе, коротком пальто, клетчатых брюках, щегольских
белых бурках. Грин, как условились, нарядился приказчиком.
– Где тебя черти носили? – прикрикнул на него
„специалист“, входя в роль. – Лошадь вон привяжи да сюда ступай.
Когда Грин подошел, налетчик подмигнул и вполголоса сказал:
– Ну мы с вами и парочка. Я таких гуськов на заре
юности любил потрошить. Поглядели бы на Жюльетку – и вовсе не узнали бы. Я ее
мещаночкой вырядил, чтоб в „Индии“ не пялились. Шуму было, скандалу! Не желала
уродоваться, ну ни в какую.
Грин отвернулся, чтобы не тратить время на пустые разговоры.
Осмотрел позицию и определил ее как идеальную. „Специалист“ свое дело знал.
Узкая Немецкая улица, по которой приедет карета, вытянулась
прямой линией от самого Кукуйского моста. Конвой будет виден издалека, хватит
времени присмотреться и подготовиться.
Перед самым перекрестком поперек мостовой валялось длинное
бревно, какой нужно толщины – конный переедет легко, но сани встанут. Еще через
полсотни шагов справа виднелся зазор между домами: Сомовский тупик. Там, за
каменной церковной оградой, уже должны были сидеть в засаде стрелки. Из-за угла
высунулась голова. Емеля. Высматривает.
План Козыря был хороший – простой и крепкий, осложнений не
предвиделось.
Вечереть еще не начало, но по краям неба свет уже потускнел,
прибавил мутно-серого. Через полчаса сгустятся сумерки, но акция к тому времени
уже закончится, а для отрыва темнота кстати.
– Сейчас пять, – сообщил Козырь, щелкнув крышкой
богатых часов на толстой платиновой цепочке. – Выезжают из экспедиции.
Минут через пяток увидим.
