– Гриночка, милый, здравствуйте! – воскликнула она
и, бросившись Грину на шею, звонко чмокнула его в щеку. – Как я рада вас
видеть! – И шепотом. – Я так горжусь вами, так беспокоюсь за вас. Вы
знаете, что вы теперь самый главный герой?
Козырь сказал, насмешливо кривя губы:
– Не хотел брать. Говорил, по делу еду, не для
баловства. Да разве ей втолкуешь.
Это верно, перечить Жюли было трудно. Когда она чего-то
очень хотела, то налетала африканским смерчем: обволакивала ароматом духов,
засыпала миллионом торопливых слов, одновременно требовала, хохотала, молила,
грозила, а шальные синие глаза сверкали бесовскими огоньками. В Париже на
выставке Грин видел портрет какой-то актриски, написанный модным художником
Ренуаром. Будто с Жюли писано – одно лицо.
Лучше бы Козырь приехал один, для дела проще. Но все равно
Грин обрадовался. Оттого, что эта радость была неправильная, сдвинул брови и
сказал строже нужного:
– Зря. По крайней мере не мешайте.
– Разве я когда-нибудь мешала? – надула она
губки. – Я буду вести себя тихо-тихо, как мышка. Вы меня не увидите и не
услышите. Мы сейчас куда? На квартиру или в гостиницу? Я должна принять ванну и
привести себя в порядок. На меня, наверно, смотреть жутко.
Смотреть на нее было совсем не жутко, и она отлично это
знала, поэтому Грин отвернулся. Жестом подозвал „ваньку“:
– Гостиница „Бристоль“.
– Отчего же нельзя, можно. Хоть сегодня. Если сыщется
десяток фартовых ребят, – лениво протянул Козырь, полируя наманикюренный
ноготь.
В этой нарочитой ленивости, очевидно, и заключался высший
бандитский шик.
– Сегодня? – недоверчиво переспросил Грин. –
Вы уверены?
Специалист невозмутимо пожал плечами:
– Козырь языком не чешет. Полмиллиона возьмем, вряд ли
меньше.
– Где? Как?
Налетчик улыбнулся, и Грину вдруг стало понятно, что Жюли
нашла в этом фатоватом парне: от широкой, белозубой улыбки смуглая физиономия
Козыря приобрела выражение мальчишеской бесшабашности и удали.
– Про „где“ я потом скажу. Про „как“ тем более. Сначала
надо съездить, принюхаться. У меня на Москве две богатые малявы присмотрены:
казначейство военного округа и экспедиция заготовления государственных бумаг.
Выбрать надо. И ту, и другую взять можно, если крови не бояться. Охрана
большая, а так сложности никакой.
– А без крови нельзя? – спросила Жюли.
Она успела переодеться в алый шелковый халат и распустить
волосы, но до ванной пока так и не добралась. Номер, заказанный Грином для
Козыря, ее не устроил – чемоданы из саней отнесли в бельэтаж, в апартаменты
„люкс“. Ее дело. Грин не понимал, что хорошего находят люди в роскоши, но
относился к этой слабости без осуждения.
– Без крови только яблоки воруют, – небрежно
обронил Козырь, поднимаясь. – Моя доля – треть. На дело вечером пойдем.
Если в казначейство – в половине шестого. Если сегодня из экспедиции вывоз
будет, то в пять.
Дайте своим знать, чтоб на квартире собрались. Револьверы,
бомбы понадобятся. И сани. Легкие, американка. Полозья салом смазать. И конь,
само собой, чтоб быстрый, как ласточка. Здесь будьте. Часа через три вернусь.
Когда Козырь ушел, а Жюли отправилась в ванную, Грин
покрутил ручку настенного „эриксона“ и попросил гостиничную телефонистку дать
абонента 38—34. После нескладной эвакуации с Остоженки он заставил-таки Иглу
назвать свой номер – связь через „почтовый ящик“ для нынешних обстоятельств
выходила слишком медленная.
Услышав в слуховой трубке женский голос, сказал:
– Это я.
– Здравствуйте, господин Сивере, – ответила Игла,
назвав условленное имя.
– Отправка товара произойдет сегодня. Партия большая,
понадобятся все ваши работники. Пусть немедленно отправляются в контору и ждут
там. Пусть захватят инструменты, полный набор. И еще будут нужны сани. Быстрые
и легкие.
– Я все поняла. Сейчас же распоряжусь. – Голос
Иглы взволнованно дрогнул. – Господин Сивере, я вас очень прошу… Нельзя ли
и мне принять участие? Я буду вам полезна.
Грин молчал, недовольно глядя в окно. Нужно было отказать
так, чтобы не обидеть.
– Считаю лишним, – наконец сказал он. – Людей
вполне достаточно, а вы принесете больше пользы, если…
Он не договорил, потому что в этот миг две обнаженные,
горячие руки мягко обняли его сзади за шею. Одна, расстегнув пуговицу, скользнула
под рубашку, другая погладила по щеке. Шею сзади щекотнуло теплое дыхание, а
потом обожгло прикосновение нежных губ.
– Не слышу, – пропищал в ухо тонкий голос. –
Господин Сивере, я вас перестала слышать!
Забравшаяся под рубашку рука стала вытворять такое, что у
Грина перехватило дыхание.
– … Если будете на телефоне, – еле выдавил он.
– Но я же просила! Я же говорила, что обладаю всеми
необходимыми навыками! – не унималась трубка.
А в другое ухо низкий, грудной голос напевал:
– Гриночка, милый, ну же…
– Вы… выполняйте что велено, – пробормотал Грин в
трубку и дал отбой.
Обернулся. Увидел розовое, сияющее, горячее, отчего в
прочной стальной оболочке образовалась трещинка. Трещинка быстро поползла,
расширилась, и из нее хлынуло давно забытое и упрятанное, парализуя разум и
волю.
* * *
Инструктаж начался в половине третьего.
На квартире у присяжного поверенного, который вел сейчас в
Варшаве громкое дело о гусаре, застрелившем от несчастной любви ветреную
актрису, собралась большая компания: одиннадцать мужчин и одна женщина. Говорил
один, остальные слушали – так внимательно, что выступавшему позавидовал бы сам
профессор Ключевский.
Слушатели, расставив стулья полукругом, сидели вдоль трех
стен адвокатского кабинета, а на четвертой стене висел приколотый булавками
лист плотной бумаги, по которому инструктор чертил углем квадраты, кружки и
стрелки.
Грин уже был посвящен в план акции – Козырь рассказал по
дороге из гостиницы, поэтому смотрел не столько на схему, сколько на слушателей.
Диспозиция была толковая, простая, но сработает ли, целиком зависело от
исполнителей, большинство из которых в эксах никогда не участвовали и свиста
пуль не слышали.
Положиться можно было на Емелю, Рахмета и самого Козыря.
Снегирь будет стараться, но зелен и пороха не нюхал. Что представляют собой
шестеро парней из московского боевого отряда, и вовсе неизвестно.
