– Припозднился кто-то. Всё веселье пропустил. Вы,
господин Фандорин, уйдите пока вон за ту дверь. Ни к чему, чтоб вас тут видели.
Объясняйся потом. Я быстро спроважу.
Эраст Петрович перешел в соседнюю комнату. Старался не
подслушивать, но голос у пришедшего был громкий, ясный.
– … И не передали, что мы у вас остановимся? Странно.
– Никто мне ничего не передавал! – ответил
Ларионов и громче чем нужно, спросил. – А вы в самом деле из Боевой
Группы? Вам здесь нельзя! Вас всюду ищут! У меня только что была полиция!
Позабыв о щепетильности, Фандорин тихо подобрался к двери,
приоткрыл щелку.
Перед инженером стоял молодой человек в бекеше и английском
кепи, из-под козырька которого свисала длинная светлая прядь. Поздний гость
держал руки в карманах, в прищуренных глазах посверкивали озорные искорки.
– Вы здесь один? – спросил визитер.
– Еще кухарка, она спит в чулане. Но вам правда здесь
нельзя.
– Значит, пришла полиция, понюхала и ушла? –
засмеялся блондин. – Вот ведь чудеса какие.
Как на Брянском на вокзале
Кошки ели воробья.
Полизали-полизали,
Да не съели ни чуть-чуть.
Веселый молодой человек переместился так, что оказался
спиной к статскому советнику, Ларионов же, наоборот, был вынужден повернуться к
двери лицом. Интригующий гость сделал какое-то невидное для Фандорина движение
рукой, и инженер вдруг ахнул, попятился.
– Что, Искариот, страшно? – все таким же
легкомысленным тоном поинтересовался гость.
Почуяв неладное, Эраст Петрович рванул створку, но в ту же
секунду ударил выстрел.
Ларионов, взвыв, согнулся пополам, стрелявший же оглянулся
на грохот и вскинул руку с компактным вороным „бульдогом“. Фандорин нырнул под
выстрел и бросился молодому человеку в ноги, однако тот ловко отскочил назад,
ударился спиной о дверной косяк и вывалился в прихожую.
Фандорин приподнялся над раненым и увидел, что дело плохо:
лицо инженера быстро заливала мертвенная голубизна.
– Ноги отнялись, – прошептал Ларионов, испуганно
глядя в глаза Эрасту Петровичу. – И не больно, только спать хочется…
– Я должен его догнать, – скороговоркой произнес
Фандорин. – Я быстро, и сразу врача.
Выскочил на улицу, посмотрел вправо – никого, влево – вон
она, быстрая тень, несется в сторону Кудринской.
На бегу статскому советнику пришли в голову две мысли.
Первая, что врач Ларионову не понадобится. Судя по симптомам, перебит спинной
хребет. Скоро, очень скоро бедный инженер наверстает все свои бессонные ночи.
Вторая мысль была ближе к делу. Догнать-то убийцу не штука, да что с ним,
вооруженным, делать, когда у самого оружия нет? Не ожидал статский советник от
сегодняшнего дня никаких рискованных предприятий, и верный „герсталь-баярд“,
семь зарядов, новейшая модель, остался дома, а как бы сейчас пригодился.
Бегал Эраст Петрович быстро, и расстояние до тени
стремительно сокращалось. Однако радоваться тут было нечему. На углу
Борисоглебского убийца оглянулся и кинул в преследователя трескучий язык
пламени – Фандорину обдуло щеку горячим ветром.
Вдруг прямо из стены ближайшего дома выметнулись еще две
резвые тени и слились с первой в один смутный, подвижный ком.
– У, гнида, я те побрыкаюсь! – крикнул чей-то
сердитый голос.
Когда Эраст Петрович подбежал ближе, возня уже закончилась.
Веселый молодой человек лежал лицом вниз, с вывернутыми за
спину руками, хрипел и ругался. На нем сидел крепкий мужчина и кряхтя
выкручивал локти еще дальше. Другой мужчина держал упавшего за волосы, задирая
ему голову кверху.
Приглядевшись, статский советник признал в нежданных помощниках
двоих из давешних филеров.
– Видите, Эраст Петрович, и от Охранки польза
бывает, – раздался из темноты добродушный голос.
Оказалось, что поблизости подворотня, а в ней стоит не кто
иной, как Евстратий Павлович Мыльников, собственной персоной.
– Вы почему здесь? – спросил статский советник и
сам же ответил. – Остались за мной следить.
– Не столько за вами, ваше высокородие, вы – особа,
находящаяся превыше всяческих подозрений, сколько за общим течением
событий. – Филерский начальник вышел из тени на освещенный тротуар. –
Особенно любопытно было посмотреть, не отправитесь ли вы куда-нибудь с той
сердитой девицей. Я так полагаю, что вы рассудили ее взять не кнутом, а
пряником. И совершенно справедливо. Такие отчаянные от грубости и прямого нажима
только звереют. Их по шерстке надо, по шерстке, а потом, как брюшко подставит –
цап за мягкое!
Евстратий Павлович мелко рассмеялся и примирительно сделал
ладонью: мол, не отпирайтесь, не первый день на свете живу.
– Когда увидел, что барышня одна ушла, хотел своих
олухов за ней послать, а потом думаю – погожу-ка еще. Их высокородие человек
бывалый, с чутьем. Если задерживается, значит, идею имеет. И точно – вскорости
появляется этот. – Мыльников кивнул на воющего от боли и матерящегося
арестанта. – Так что, выходит, не просчитался я. Кто он?
– Кажется, член Боевой Группы, – ответил Эраст
Петрович, чувствуя себя обязанным неприятному, но неглупому, весьма неглупому
коллежскому асессору.
Евстратий Павлович присвистнул и хлопнул себя по ляжке:
– Ай да Мыльников. Знал, на кого ставить. Как будете
реляцию писать, не забудьте раба божьего. Эй, ребята, кликните санки! И хорош
ему руки выламывать, а то он чистосердечное писать не сможет:
Один из филеров побежал за санями, второй защелкнул на
лежащем наручники.
– Хрен тебе с горчицей чистосердечное, – просипел
арестованный.
В охранное Эраст Петрович попал лишь далеко за полночь.
Сначала нужно было позаботиться об истекающем кровью Ларионове. Вернувшись,
Фандорин застал инженера уже впавшим в забытье. Пока приехала вызванная по
телефону карета из больницы Братолюбивого общества, увозить застреленного стало
уже незачем. Выходило, что время потеряно попусту.
Да еще до Большого Гнездниковского пришлось добираться на
своих двоих – по ночному времени ни одного извозчика статскому советнику не
встретилось.
В тихом переулке было темным-темно, лишь в окнах знакомого
двухэтажного дома жизнерадостно горел свет.
