– В каком смысле?
– А вы не знали, да? Скажите еще, что вы не знали, извращенец!
– Вы опять оскорбляете следователя при исполнении… – Катаев сделал замечание устало, без злости.
– Ах, извините, вырвалось!
– Так что я должен был знать?
– Хорошо. Мандельштейн был гермафродитом.
– Это как? – Катаев совсем растерялся.
– А так. Помните детский стишок? Гермафродит – сам чпок-чпок и сам родит. У него было два половых органа. И член, и влагалище. И оба действующие. Уж поверьте мне!
– А…
– Да, второй я тоже проверяла. Босс накупил себе игрушек, таких специальных игрушек. Он просил их ему, о нет, ей – тогда это была она – она просила ей их туда засовывать. И все по-настоящему. Стенки сокращались, выделялась влага, я видела, чувствовала. И мне это нравилось, да, нравилось даже больше, чем когда он – когда он был он – засовывал свою игрушку в меня.
Канцона XXI
«Пляши! – кричала нечисть. – Веселись…»
Катаев не поехал после работы сразу домой. Он решил заглянуть в библиотеку. В какую-нибудь серьезную, вроде Маяковки. Центральная городская библиотека имени Маяковского находится на Фонтанке, недалеко от Аничкова моста, в красном особняке бывшего подворья Троице-Сергиевой лавры. Красивый дом, выстроенный в эклектическом стиле. Павел Борисович бывал там пару раз, еще студентом. Так редко не потому, что он плохо или неусердно учился. Наоборот, всегда считался одним из лучших студентов на курсе! Просто у юридического факультета своя большая библиотека, и там можно найти почти все необходимые книги. Не было необходимости ездить даже в центральную библиотеку университета, библиотеку имени Ломоносова в главном корпусе, барочном здании Двенадцати коллегий.
В Маяковку пришлось съездить всего пару раз. Понадобилась книга для реферата по непрофильной дисциплине. Что-то вроде концепций современного естествознания или истории политических учений. В общем, чушь. Преподаватель был очкастый ботан с другого факультета. Ходил на занятия в растянутом свитере. И задал написать реферат об эволюции представлений о Люцифере с раннего средневековья до наших дней. Двадцать – двадцать пять страниц о Люцифере – и зачет автоматом. Или посещение всех лекций. Будущий юрист Павка предпочел штудировать теорию государства и права, чем ходить на общеобразовательные предметы. А потом в пожарном порядке делал реферат. В библиотеке юрфака ничего толкового про Люцифера не нашлось. Тогда Павел и отправился в Маяковку. Он помнил, как было неудобно пользоваться допотопными карточными каталогами после компьютеризованной библиотечной системы юрфака.
Книгу он тогда отыскал, реферат написал и зачет получил, но не запомнил ничего из прочитанного. Даже и не пробовал запоминать. Студенты умеют пользоваться оперативной памятью: сдал и забыл.
В центральной городской библиотеке наверняка были книги и по тому вопросу, который интересовал Катаева сейчас. Но добираться до Невского проспекта лень… И Катаев зашел в районную библиотеку, которая ему по пути.
В библиотеке было светло и скучно. Перезрелая девица-библиотекарь сидела за своим начальственным столом и изучала прошлогодний, сильно истрепанный глянцевый журнал. Посетителей практически не видно. Один сухонький старикашка в углу ворочал подшивки газет и делал карандашом выписки в ученическую тетрадь. Пара девчонок, студенток, скорее всего, не института, а какого-нибудь колледжа, как теперь называют техникумы, с выражением безграничного равнодушия листали одну толстую книгу, похожую на энциклопедию. Наверняка препод в растянутом свитере дал им задание сделать доклад о способах мумификации египетских фараонов во времена правления III—VI династий, известные еще как период Старого царства (2778—2263 B.C.).
Катаев не был записан в эту библиотеку. Но помнил, что в читальном зале можно работать и не имея читательского билета. Вот и в Маяковку он тогда не стал записываться. Надо только иметь с собой документ. Катаев положил служебное удостоверение на стол перед библиотекарем. Та подняла на Павла Борисовича удивленные глаза, подведенные густым синим, как в восьмидесятые, когда эта девушка была юной и, возможно, привлекательной.
– Чем могу?..
Катаев отметил некоторую неестественную выспренность фразы. Как в плохом кино или в книге. Впрочем, она библиотекарь. Наверное, всегда говорит немного по-книжному. Надо постараться удержаться на ее волне.
– Будьте любезны, посмотрите, пожалуйста, что-нибудь про гермафродитов.
– Чо?
– Герма… гермафродиты. Что-нибудь не слишком научное. То есть научное, но в популярном изложении.
– Ага, с картинками?
– Что?
– Я говорю, вам с картинками? С фотографиями этих самых германофродитов? Дас ист фантастиш! А про педерастов вам не надо? Про лесбиянок?
– Вы с ума сошли?!
– Это я сошла с ума?! Нет, это вы перепутали дверь. У вас, наверное, со зрением плохо. Здесь библиотека, понимаете? Биб-ли-о-те-ка! А не секс-шоп.
Катаев то ли покраснел от стыда, то ли побагровел от злости, сплюнул на пол, забрал удостоверение и пошел к выходу из храма чистого знания и литературы. Он услышал, как библиотекарь прошипела ему в спину: «Извращенец! Вместо чтобы бандитов ловить…», – а девчонки захихикали.
Следователь остановился на крыльце библиотеки, подтолкнул из нагрудного кармана пачку сигарет Marlboro, из бокового кармана куртки достал китайскую пластмассовую зажигалку и закурил.
«Какая муха их всех укусила?» – думал Катаев. Уже второй раз за день его ни за что ни про что обозвали извращенцем. Вроде пустяки, но Павел Борисович нервничал.
Тут из дверей библиотеки вышел старичок. Тот самый, что делал выписки из старых газет. Он был похож на всех этих безумных изобретателей и доморощенных ученых, которые засыпают патентные бюро и редакции описаниями своих изобретений или сенсационными теориями обо всем на свете, начиная с гипотезы, что люди произошли от земноводных, и заканчивая разоблачением американских астронавтов, которые не были на Луне, потому что она сделана из ноздреватого сыра, и если бы они там были, то наверняка бы это заметили. Катаев знавал таких. Порой они делали реципиентом своих идей правоохранительные органы. Так, одна старушка из Красносельского района постоянно приносила доносы, в которых убедительно доказывала, что ее соседи по коммуналке, якобы рабочие химзавода, на самом деле тайные агенты марсиан, а потому должны быть немедленно арестованы и залиты негашеной известью, потому что это единственный способ уничтожить инопланетного шпиона. В последних доносах бдительная старушка писала о том, что марсиане поняли, что она их разоблачила, и теперь стараются от нее избавиться. Ночью они пускают в ее комнату зеленоватый газ, наверное, ядовитый. Потом старушка перестала ходить. Наверное, переехала в другой район. Или умерла.
Никто не обратил внимания, сумасшедших всегда хватает.
