С большим трудом, но удалось раздобыть угломер зенитной артиллерии. По его шкалам можно было определить одновременно азимут самолета и угол места, то есть вертикальный угол между линией горизонта и линией цели. Но для точного определения самолета одного угломера мало, нужен второй, чтобы засечкой самолета построить два треугольника, тригонометрическое решение которых дает возможность навести прицел.
С утра лейтенант Баррос думал о том, как наловчиться наводить орудия для стрельбы по воздушным целям, используя только один угломер и бинокль.
Когда над городом окончательно рассвело, лейтенант вернулся на батареи. Большая часть солдат и командиров еще не вернулась с квартир. Хосе знал, что некоторые появятся только после сиесты. В окопе на лафете ближайшего орудия сидел пожилой доброволец в гражданской одежде.
— Доброго утра, Пепе! — приветствовал он своего командира, не вставая.
Хосе передернуло. Он обиженно поджал губы, выпрямился и уже был готов устроить подчиненному разнос за фамильярность в обращении к офицеру. Но взглянул в теплые глаза старика и мгновенно обмяк. Это было совершенно не похоже на «Пепе» его бывших коллег офицеров; скорее напоминало «Пепе» из уст матери Хосе.
— Доброго утра, сеньор Пако! — ответил лейтенант и усмехнулся.
Солдата звали Франциско. Пако — так, наверное, в детстве его звала мать.
Старик широко улыбнулся, показав белые зубы, чередующиеся с черными провалами там, где зубов не осталось — выдернул ли местечковый зубодер, выбили ли в драке на улице, когда Пако был помоложе, а может, сами выпали, от времени.
— Можешь называть меня Лагарто, лейтенант. Меня все так зовут.
«Лагарто» значит «ящерица». Хосе пригляделся к старику. В нем действительно было что-то от ящерицы — холоднокровного и мудрого существа, сливающегося с камнем, когда греется на солнышке, и готового юркнуть в расселину раньше, чем ты успеешь сморгнуть.
— Хорошо, Лагарто. Собери мне всех командиров батарей и расчетов на командно-наблюдательном пункте, мы начнем сегодняшние занятия.
Франциско-Пако Лагарто был лучшим помощником лейтенанта в командовании батареями. Старик был испанец, родом с побережья, в прошлом то ли рыбак, то ли матрос торгового судна. Никакого звания он не имел, прибился к батарее уже в городке: его часть понесла большие потери и была расформирована. Он, казалось, знал и жизнь, и смерть, а к войне относился как к самому обычному делу. Его почему-то слушались все новобранцы, даже хмурые баски, не признающие авторитетов.
Командно-наблюдательный пункт своих батарей Хосе устроил на окраине города, где небольшой холм венчала церковь Сан Хуана — святого мученика. Никакой религиозной подоплеки в этом не было, лейтенант не искал покровительства святого. Просто с холма хорошо просматривались окрестности, а батареи были окопаны неподалеку. Но его подопечные все равно шутили, собираясь к холму:
— Пойдемте скорее, наш святой Хосе уже бродит около церкви как призрак.
Прошло еще не менее часа, пока все подтянулись на командно-наблюдательный пункт: восемь командиров расчетов, два командира батарей, сам Хосе и его правая рука, Лагарто.
— Ну вот, двенадцать апостолов в сборе, — провозгласил Лагарто с ехидцей.
По кучке воинов прошел добрый смешок.
— Труднее всего было со святым Мануэлем. Непросто было вытащить его из постели достопочтенной сеньоры Фелисидад, тоже, надо полагать, святой. Он многажды поминал дьявола и все время путался в ризах.
Бойцы хохотали, а молодой брюнет Мануэль, командир первого расчета второй батареи, победно глядел поверх голов.
— Вы мне просто завидуете.
— Альто! — громко сказал Хосе и поднял правую руку.
Смешки и разговоры смолкли. Лейтенант оглядел своих «апостолов». У многих были опухшие глаза, выдававшие, что вечер и ночь прошли за распитием деревенского вина из кладовых местных жителей. Лейтенант покачал головой.
— Доставайте тетради, пишите.
Командиры примостились кто на земле, кто на брошенных бочках и ящиках, открыли тетради и изготовили карандаши. Записывать не собирался только Лагарто. Он по умолчанию выполнял в подразделении и на импровизированных курсах функции заведующего хозяйственной и административной частью.
— Итак, вчера мы разобрали, как установить три координаты самолета. Таким образом, мы можем зафиксировать, где находится самолет в момент наблюдения. Но этого мало: нам нужно знать, где он будет находиться в момент, когда его зоны достигнет снаряд. Для этого нам нужно знать скорость самолета.
Хосе с удовлетворением отметил, как все его гуляки превратились в серьезных студентов и царапают тетради, чуть не высунув языки от усердия. Ему подумалось, что у него есть педагогические способности. Если бы не эта война, сеньор Баррос рано или поздно преподавал бы в артиллерийской академии…
— По высоте и угловым координатам на планшет наносим точку — проекцию самолета на горизонт. Через несколько секунд снова измеряем координаты самолета. Заносим на планшет вторую точку. Теперь измеряем расстояние на планшете между двумя точками и делим его на число секунд, которое прошло между двумя измерениями. Это и будет скорость движения самолета. Мы знаем скорость самолета и работное время, то есть время, необходимое для выполнения всей подготовительной к выстрелу работы. Это десять секунд. А задачу встречи самолета и снаряда считаем с помощью таблиц стрельбы…
— Постойте, лейтенант, — Мануэль даже поднялся со своего бочонка, — а если заряжающий, мой Бето, этот баскский медвежонок, промедлит? Если он не уложится в десять секунд?
Неожиданно Лагарто ответил вместо Хосе:
— Лучше бы он укладывался, Маноло! Лучше бы он укладывался в десять секунд, твой сонный медведь. Иначе мы расстреляем все снаряды по ангелам небесным. А у нас не так много снарядов. Если ты не знал, у нас всего по сорок снарядов на орудие.
Студенты уставились на лейтенанта, выжидая реакции их ревнивого преподавателя на вмешательство старика Лагарто в педагогический процесс.
Но лейтенант Баррос, против ожидания своих слушателей, не разозлился и не накричал на Лагарто; напротив, он напустил на себя серьезный вид, даже поднял зачем-то указательный палец и, кивая головой, произнес, поддерживая теологические измышления Лагарто:
— Если мы будем палить в небо, а не по самолетам, пара снарядов может залететь в райские кущи или даже к престолу Самого Господа Бога! Господу Богу может не понравиться, что мы выбиваем перья из Его ангелов и разносим в щепки рай, вместо того чтобы валить на землю немецких чертей. Ради чего Я даровал вам по сорок снарядов на орудие? — спросит Он, — знаю, это не много, но при нашей бедности даже на фронте не всегда артиллерия имеет такой боезапас. А знали бы вы, чего эти снаряды стоили вашему лейтенанту, сколько он молился и клал поклоны по штабам! Если вы ночами кутите, а днем засыпаете со снарядом в руках, не можете правильно выставить прицел и вовремя подготовить орудие к выстрелу, — пожалуй, стоит поджарить ваши задницы на сковороде без масла!
