Но даже если бы я и был отъявленным хулиганом. Я давно уже взрослый.
Это только дети, вы знаете, они во всем винят себя. И когда умирает мать или отец покидает семью, маленький ребенок всерьез думает, что это из-за него, потому что он баловался, капризничал. И он плачет, он обещает вести себя хорошо. Только чтобы мама опять стала живой, только чтобы папа вернулся.
Дети верят, что все зависит от них самих.
Но я уже взрослый. Я не верю.
Меня опрокинуло, смяло, понесло потоком. И теперь я пытаюсь понять: что же это был за поток? И почему.
Но я снова не вижу логики. Даже просматривая свои записи, сделанные в строгом хронологическом порядке, перечитывая пожелтевшие газетные вырезки, я не вижу последовательности, закономерности. Эта история не про состав из локомотива и вагонов, сцепленных друг за другом. Это, скорее, другое.
Снежный шар, катящийся по полю, подминающий снег и налепляющий его на себя вместе с поломанными веточками и прошлогодней травой, с мелкими камешками и мусором. Вот так это было – не сцепление, но налипание событий. Налипание, налипание, налипание. До критической массы. И потом – срыв, обвал, как сходит в горах ледник или сель.
21 марта в Грозном совершили покушение на Масхадова. Ранено семь человек, в том числе из охраны президента. Масхадов заявил, что покушение организовали российские спецслужбы и их чеченские агенты. Даже не намекнул на Басаева. Может, Басаев действительно не имел к этому никакого отношения.
Зато раньше, 6 марта, именно Басаев потребовал, чтобы сотрудники представительства РФ в течение 48 часов покинули Грозный. А ведь не Басаев был президентом и не ему было решать такие вопросы, как высылка послов и представителей! И российское представительство выехало. 7 марта эвакуация из Грозного в Моздок и Владикавказ была завершена.
Министр внутренних дел России Степашин 26 апреля заявил о закрытии российско-чеченской границы и о возможном начале боевых действий против Чечни. Хотя не Степашин был президентом России; он не был даже премьер-министром. И не имел права решать вопросы о войне и границе.
Ингушетия подтвердила прозрачность своих границ с Чечней, идя наперекор федеральному министру. Но нападения на посты ингушской милиции со стороны Чечни вынудили и Руслана Аушева направить в ЧРИ ноту с предложением обеспечить безопасность на границе, а со своей стороны Ингушетия начинает укреплять посты бронетехникой.
25 мая покушение совершено на муфтия Ичкерии Ахмада Кадырова. В результате взрыва погибли 5 охранников. Муфтия даже не поцарапало.
Его время еще не пришло. Несколько лет спустя, в том же месяце мае, уже при полном конституционном порядке в Чечне бывшего муфтия, а ныне пророссийского главу республики успешно подорвут на стадионе во время праздника, посреди войск и правоохранительных подразделений. В ночь на 21 июня было совершено покушение на руководителя НСБ Хултыгова. Никто не пострадал. Журналистам Хултыгов сказал, что это месть похитителей людей и наркомафии. Днем всех руководителей силовых структур и правоохранительных органов перевели на казарменный режим, поставили подружье в бессменное дежурство. Я еще был тогда в числе «руководителей» как начальник Шалинской полиции – уже не и.о. И пару ночей спал прямо в кабинете. Мои последние ночи в качестве главного шалинского полицая. Но об этом позже.
Все надежды на нормальную жизнь мы связывали с переговорным процессом Ичкерии и России. Разговоров об этом было много. Еще в апреле Кремль дал согласие на встречу президентов. Потом хотели встречаться и премьеры. Да все откладывалось. То одно мешало, то другое.
Как в романе Франца Кафки «Замок», где герой хочет встретиться с землемером, но все как-то не получается. А потом оказывается, что… то ли он сам землемер, то ли как-то еще. В общем, роман абсурда, Кафка же.
Шамиль Басаев обещал в Абхазии после окончания абхазской войны заняться работой по специальности – он учился на землемера.
Маркшейдер Басаев.
Видите, доктор, у меня в голове, в памяти такие же налипания, как в истории Чеченской Республики, налипания вместо связной цепочки событий и фактов.
Так вот. Встреча, наконец, состоялась. Но не так, как виделось нашим, а как бы случайно, заодно. Даже невзначай. 11 июня в Ингушетии во время праздника по случаю открытия новой столицы республики города Магас. С президентом непризнанной Ичкерии встречался Сергей Степашин, тогда уже премьер-министр России. Произнесли подтверждения взаимной любви и дружбы, ничего не значащие декларации.
Масхадов все повторял свои мечтания о скорой встрече с президентом России, встрече на самом высшем уровне. Степашин кивал, соглашался. Да, будем готовить встречу с президентом. Степашин со всем соглашался и на все кивал. Россия не собиралась всерьез вести переговоры, только дразнила и успокаивала Масхадова, создавала иллюзии в его бедной голове, а сама готовила войска для вторжения, а не встречу президентов.
Встреча президентов Ичкерии и России уже не состоится никогда. Скоро у России будет новый премьер-министр, который начнет маленькую победоносную войну и под этим знаменем займет место президента. Через несколько лет он убьет Масхадова. И, возможно, посмотрит в закатившиеся глаза отрезанной головы чеченского президента: ну что, Аслан? Вот мы и встретились, как ты хотел.
А, может, все случилось совсем по-другому. И встретились бывшие президенты там, где ждут последнего и высшего суда. Уж не знаю, шариатский ли он, но точно самый справедливый. И когда Ельцин оказался там, его уже ждал Масхадов: ну что, Борис? Вот мы и встретились, хотя ты так не хотел…
19 июня началось инженерное обустройство границы между Чечней и Россией в Ставропольском крае. Блокада.
Между тем близился к финалу мой недолгий роман с ичкерийскими правоохранительными органами. В 1997 году я поступил на службу в ДГБ по протекции своего двоюродного дяди. После этого контора несколько раз меняла вывески. В РОШГБ (районный отдел МШГБ) в 1998 году я был уже заместителем начальника. После увольнения начальника, моего дяди, в мае 1999 года я стал и.о. начальника, теперь уже Шалинского управления полиции в структуре МВД ЧРИ. Через месяц, где-то в начале июня, меня утвердили в должности начальника районного управления. Теперь я был полноправный руководитель, без приставки и.о. Этой «высшей точки» своей карьеры я достиг в возрасте 26 лет. То есть еще сосунком, как я понимаю сейчас. Тогда я, конечно, считал себя опытным и мудрым мужчиной. «Молодыми» для меня были мои подчиненные, многим было не больше 24, а то и меньше, как Мусе Идигову.
В нашей работе после отставки Лечи, Профессора, и очередной реорганизации с переименованием почти ничего не изменилось. Разве что новообразованное МГБ поначалу проявляло большую активность, занимаясь и похищениями, и наркотиками и вообще всеми важными государственными делами. Нам давали понять, что теперь наше дело – чисто полицейская охрана порядка.
Но это длилось совсем недолго. Сил у МГБ не хватало. Как не переименовывай, как не реорганизовывай органы правопорядка, количество квалифицированных кадров от этого не увеличивается. Это как карты – сколько их не тасуй, все равно в колоде 36. Так нет же, каждый раз президент на де ялся, что новый фаворит вынет силы и средст ва для борь бы с преступностью как волшеб ник или шулер из рукава. Полицию снова стали задействовать в стратегически важных операциях. Таких, как борьба с незаконной добычей и переработкой нефти. В нефтяном комплексе все было плохо. По всей республике – пожары и грабежи. Большинство нефтяных скважин были незаконно захвачены вооруженными группировками. Едва ли больше, чем десятая часть нефти шла через государственные предприятия. Остальное было в преступном обороте. Только в Дагестан уходили каждую ночь больше 300 бензовозов с нефтью.
