И вдруг из аппарата послышался тонкий и высокий женский голос, который пел по-японски: «Амэно фуруёру, амэно фуруёру… Ночной дождь, ночной дождь за темным окном… И душа моя плачет о родине, я слез не могу сдержать…»
— Банзай! — закричал Мацумото. — Я сделал это! Смотрите, как хорошо слышно!
— Замолчи, — сказал ему комбат. — Дай послушать.
Японцы стояли вокруг и слушали милый девичий голос своей далекой родины. И слезы текли по их щекам.
32
И снова стали набухать почки на березе возле ворот лагеря. Шел третий год жизни японцев в СССР.
Начальник лагеря Антоновский и лейтенант Крохин пришли в японский штаб. На погонах Антоновского появилась третья звезда, а в руках у Крохина был какой-то тяжелый пакет, перевязанный шпагатом. Опустившись на стул, Антоновский собственноручно развязал этот шпагат и вынул из пакета пачку почтовых открыток.
Японцы испугались, спросили:
— Что это такое? Неужели вы пришли проститься с нами?
— Нет, — сказал полковник. — Это открытки для вас, пленных японцев. На одной стороне вы вписываете свой японский адрес, а на другой пишете письмо своим родителям и семьям. Открытки пойдут в Японию через общество Красный Крест и будут доставлены точно по адресам.
— Неужели? Это невероятно! Неужели мы сможем послать домой такую весточку? Неужели их получат у нас дома?
Полковник улыбнулся:
— Хватит галдеть! Разве я похож на вруна? Это только священники врут с амвона перед алтарем. А я не священник, я полковник РККА! Немедленно раздайте эти открытки всем японцам. Пусть люди пишут побыстрей — там, у вас дома, заждались небось…
Еще бы! Кто, кроме перелетных птиц, мог за эти два года сообщить их родным, что они не погибли и не пропали без вести в этой ужасной Сибири? Японцы схватили открытки, стали рассматривать их. На них было напечатано:
СОЮЗ ОБЩЕСТВ КРАСНОГО КРЕСТА и КРАСНОГО ПОЛУМЕСЯЦА СССР
Почтовая карточка военнопленному
Бесплатно
Откуда (страна, город, улица, номер дома)…
Куда (страна, город, улица, номер дома)…
— И вот что, Крохин, — сказал Антоновский. — Как там по инструкции? Какими буквами они должны писать свои письма?
Крохин достал инструкцию и прочел:
— Военнопленным японцам разрешается заполнять открытки только буквами ката-кана.
— Ёкояма, что это такое — ката-кана? — с трудом выговорил Антоновский.
— Это упрощенные иероглифы, самый легкий японский алфавит.
— Ну вот, разобрались. Хорошо, что я вспомнил. Скажите всем, чтоб писали только этими ката-кана, а то цензура не пропустит! И еще: писать можно только о себе, о своем здоровье. Нельзя писать, на какой вы работе, где лагерь, где находятся шахты и все остальное. Это государственная тайна, вам ясно?
— Так точно, господин подполковник! Уголь — это хлеб промышленности, а вся промышленность СССР — это государственная тайна.
Антоновский посмотрел Юдзи в глаза и сказал:
— Эх, Ёкояма, Ёкояма, ты договоришься когда-нибудь…
Юдзи промолчал, он вспомнил, как майор Каминский в такой же ситуации пригрозил ему совсем другим наказанием за его острый язык. Открытки Красного Креста они стали называть «Письмо из Сибири», а лагерный поэт Симидэ и композитор Такадзё даже написали такую песню. Теперь пленные часто пели ее у себя в бараках.
ПЕСНЯ «ПИСЬМО ИЗ СИБИРИ»
Мамочка, как поживаешь?
Яркая Полярная звезда плывет по небу,
Ее лучи светят мне
В безграничной сибирской степи.
Мамочка! Помнишь,
Когда я был малышом,
Я показал тебе на эту звезду?
Она и сейчас сверкает мне в небе
Твоими глазами.
Мамочка, как ты там?
Знаешь, я уже лепечу с русскими по-русски.
Хотя у них синие глаза,
Но они все мои друзья.
Мамочка, мамочка!
Когда стает снег,
Я вернусь на родину и приду домой.
А пока до свидания, до встречи!
Эту песню многие написали в своих открытках домой.
Позже они узнали, что когда эти открытки приходили к их родным, те плакали и танцевали от радости.
33
«Одэхай» — так японцы назвали трудное русское слово «воскресенье». К тому же их выходной день не всегда совпадал с календарным воскресеньем, ведь шахты работали беспрерывно в три смены и всем шахтерам и рабочим давали выходной один раз в неделю. Поэтому «одэхай» был японским названием для выходного дня.
В этот день они сначала чистили и мыли бараки, потом мылись в бане, стриглись у парикмахера и после этого шли в лагерный магазин. Деньги тратили не скупясь и не экономя. Ведь никто не знал, что с ними будет завтра. В бараках они из купленных продуктов сами готовили себе обед, каждый показывал свое кулинарное искусство и кричал: «Даешь банкет!» На такие банкеты пленные ходили друг к другу в гости, пили русский квас и хором пели японские и русские песни. Иногда кто-то тайком приносил водку; ею некоторых японцев снабжали любимые «мадамы». Но русская водка очень крепкая, после нее люди сразу падали на койки и засыпали с громким храпом.
Как-то в один из дней «одэхай» лейтенант Крохин делал обход бараков. Юдзи сопровождал его. Они зашли в баню, она не топилась, но в зале, где моются, было полным-полно народу. Все сидели на полу, а бывший профессиональный артист Симада громко и красиво декламировал. Люди слушали его со слезами на глазах.
Крохин испугался:
— Ёкояма! Это что за собрание? Кто разрешил? Какую агитацию разводит этот солдат?
Юдзи улыбнулся:
— Не беспокойтесь, лейтенант. Это не агитация. Это наша знаменитая поэма. У вас есть самая знаменитая поэма «Евгений Онегин», а у нас «Дзиротёдэн».
— Гм… — сказал Крохин, повернулся и продолжил обход.
Однако не все русские офицеры были такие добрые. В другой раз старший лейтенант Карпов, увидев во время обхода такое собрание, тут же дал команду «Разойтись!».
Но японцы жили в Сибири уже два года, и доктор Калинина убедила Антоновского, что людям нужны после работы какие-то развлечения, какая-то душевная разрядка. И комбат Якогава получил у начальника лагеря разрешение на создание своей театрально-музыкальной труппы «Енисей» и оркестра «Красная звезда». Вот личный состав этого оркестра: композитор — Такадио, аккордеонист — Такэути, гитарист — Киндзё, саксофонист — Ямасаки, балалаечник — Кавано, барабанщик — Уэмура.
