Снова сел за компьютер, откинулся в кресле, закрыл глаза.
Затем решительно вставил вилку телефонного шнура в розетку и, заглядывая в свою запись на столе, набрал телефонный номер.
После второго гудка грудной женский голос ответил:
— Алло! Слушаю…
— Это Бережковский. Извините, не знаю, как вас звать. Это вы мне звонили?
— Да, я… — и удивился, и обрадовался голос. — А вы уже поработали?
— Как вас зовут?
— Елена.
— И сколько вам лет?
— Пожалуйста: двадцать семь, замужем, ребенку четыре года, образование высшее. Шатенка. — И уже с иронией: — Остальные параметры нужны?
— Ну… — протянул он уклончиво.
— Пожалуйста, я скажу. Я знаю, что для вас это важно.
— С чего вы взяли?
— Из ваших книг. Вы предпочитаете стройных блондинок весом до пятидесяти килограмм. Чтобы легко вращать их в положении «верхом». Я правильно цитирую?
Бережковский смутился:
— Ну, знаете!.. Вкусы моих персонажей не всегда совпадают…
— Всегда, Андрей Петрович, — сказал голос. — Они совпадают во всех ваших книгах, и, следовательно, они совпадают с вашими. Так что тут я вам не угожу. Я выше вашего стандарта, не блондинка, и грудь у меня больше второго размера. А вы любите второй. Но с другой стороны, мы никогда не увидимся, так что это не важно, верно? Спасибо, что позвонили. Пожалуйста, расскажите мне что-нибудь. Какая в Москве погода? Что вы сейчас пишете?
— Какой у вас диагноз?
— Этого я вам не скажу.
— Но вы действительно ложитесь на операцию?
— Хотите проверить? Пожалуйста: больница имени Губкина, фамилия хирурга Гинзбург Семен Львович, телефон…
— Не нужно, я вам верю.
— Спасибо. Хотя… Думаю, на него произвело бы впечатление, если бы из-за меня ему позвонил сам Бережковский!
Тут на столе у Бережковского зазвонил мобильник, Бережковский глянул на его экранчик, включил и сказал:
— Армен, я работаю! Понимаешь — ра-бо-та-ю! Завтра отправлю сцену по электронной почте!
— Но съемка сегодня, Андрей Петрович! — умоляюще сказал Кароян.
— Нет, сегодня не успею! И вообще, почему я должен переделывать эту сцену? Сейчас по телевизору показывают и не такое! Снимайте как есть!
— Но вы же знаете… — начал Кароян, но Бережковский перебил:
— Я все знаю. Короче, перенеси съемку на завтра.
— Нет! Я не могу на завтра!
— Сможешь. До завтра никто не умрет! Все! Я работаю! Пока! — Бережковский бросил мобильный и сказал в трубку: — Извините, Лена…
— Андрей Петрович, — ответила она, — вам нужно работать, я даю отбой.
— Подождите.
— Нет-нет, вас ждут, вам нужно работать. Не думайте, что я тут просто схожу с ума от страха. Я переживу. Доживу до операции, а там будет наркоз. И вы правильно сказали: никто не умрет до завтра! Спасибо, что позвонили.
— Минуту! Вот что, Елена! Я не знаю, насколько серьезна у вас операция. Но вы хотели послушать мой голос, так ведь? Да или нет?
— Да…
— Тогда слушайте… — И Бережковский уселся плотнее к компьютеру. — Хотя…
— Что «хотя»?
— Не знаю, могу ли я вам это прочесть. Это немножко… Ну, как бы…
— Ниже пояса?
— Да. А как вы догадались?
Голос улыбнулся:
— Ну, я знаю этого автора. Читайте, не бойтесь!
— Хорошо… — Бережковский прокашлялся и стал читать с экрана монитора: — «Скалы, поросшие вереском, скрывали их от случайных курортников. Море, гулко ударявшее о песчаные дюны, заглушало ее вскрики. Он все просил — негромко, с хрипотцой и улыбкой в голосе: „Тихо, княгиня, тихо!“ — „Я не могу тихо! Нет! — пылко отвечала она и мотала головой из стороны в сторону. — Боже, вы дьявол!“ — „Тихо!“ — Обеими руками он в обхват держал ее тонкую талию и с медвежьей силой то возносил над собой, то опускал — все чаще, все яростней. „Все! — стонала она. — Я не могу больше! Я умру…“ — „Можешь! — настаивал он. — Еще как можешь!“ — „Да! — вдруг вскричала она. — Могу и хочу! Могу и хочу! Пусть я умру!“… А потом, бездыханная, она лежала на его груди — легкая, как пустая наволочка. И шептала с закрытыми глазами: „Вы дьявол, дьявол! У вас есть хвост?“ — „Проверь, — усмехался он. — Нет, не там…“ — „Как? Уже? — притворно пугалась она. — Господи, я вас обожаю! О! О-о-о!..“ И снова они были единой плотью, и он говорил ей: „Следующим летом ты опять приедешь сюда“. — „Молчите! — просила она. — Вы мне мешаете…“ — „Ничего, слушай. Продолжай и слушай! Ведь я много старше тебя! У вас в России мужчины так долго вообще не живут. И это наше алиби. Если твой муж что-то заподозрит, рассмейся ему в лицо и скажи: „Ты с ума сошел? Этому немцу скоро пятьдесят, и он, наверное, уже лет двадцать, как ничего не может“. Ты запомнила?“ — „Нет. Я скажу, что вы дьявол! И только с вами я умираю и живу! Умираю и живу! Вот так! Вот так! Господи, прости меня! Ведь я не раскаиваюсь! Я хочу еще! Еще!..“ Под звуки ее голоса камера поднимается над ними все выше и выше, открывая пустынный пляж, укромную бухту, залитое солнцем море и где-то вдали, за скалами — маленький и уютный курортный Биарриц…» Ну, что вы скажете?.. Алло, Елена, почему вы молчите?.. Алло, вы здесь?
— Здесь… — ответила она наконец. — Скажу, что это Бережковский в своем амплуа. И поза типично ваша — блондинка сверху. Она же блондинка, верно?
— Верно, но я тут ни при чем. — Он взял со стола книгу, открыл на закладке. — Читаю исторический документ: «В свои двадцать два года она была исключительно красива, изящная блондинка с высокими славянскими скулами, и Бисмарк влюбился в нее, называл ее Кэти…»
— Бисмарк? — изумилась Елена. — Какой Бисмарк?
— Тот самый. Отто, «железный канцлер», создатель германского государства и немецкой нации. Для немцев он — как для нас Иван Калита, Юрий Долгорукий и Петр Первый в одном лице. Так вот, я раскопал, что главной и единственной любовью этого Бисмарка была двадцатилетняя русская княгиня, их тайный роман длился четырнадцать лет!
— Боже мой! — воскликнула Елена. — Неужели Бережковский пишет исторический роман?!
— Ну, не совсем роман, — сознался он. — Телесериал. Точнее, такие, знаете, телевизионные фантазии на историческую тему. Иначе биографы Бисмарка меня просто сожрут. Хотя роман мог бы получиться блистательный. Но во-первых, я не Радзинский, а во-вторых, для романа почти нет материала. И русские, и немецкие историки больше ста лет заметали под ковер все следы этой страсти. Все-таки две русско-германские войны, а тут — русская любовь идола немецкой нации! Впрочем, что вам эта доисторическая интрига! Вам, наверное, пора в больницу…
— Нет-нет, мне очень интересно! А кто эта княгиня?
