Книга Присутствие. Дурнушка. История одной жизни. Ты мне больше не нужна, страница 2. Автор книги Артур Миллер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Присутствие. Дурнушка. История одной жизни. Ты мне больше не нужна»

Cтраница 2

Он никогда до этого не держал в руках собаку и сейчас опасался, как бы щенок не сполз и не упал, поэтому обхватил его ладонями. Шкурка была горячая и очень мягкая, а еще он слегка ощутил гадливость. Глазки у щенка были серые, как маленькие пуговицы. Его беспокоило, что в книге «Все обо всем» фотографии такой породы собак не было. Настоящий бульдог — собака вроде крутая и даже опасная. А это просто коричневые песики. Он присел на ручку кресла с зеленой обивкой, придерживая щенка на коленях и не зная, что делать дальше. Женщина тем временем уселась рядом, и ему даже показалось, что она погладила его по волосам, но он в том не был уверен — волосы у него были очень густые. Чем больше утекало секунд и минут, тем более он терялся и не знал, что делать дальше. Потом она спросила, не хочет ли он пить, и он ответил, что хочет, она пошла к раковине, отвернула кран, и он получил возможность встать и положить щенка обратно в коробку. Она вернулась со стаканом воды и, когда он взял его у нее, выпустила из пальцев ворот халата, полы его разошлись в стороны, обнажив ее груди, похожие на полуспущенные воздушные шарики. И она сказала, что не может поверить, будто ему только тринадцать. Он выпил воду и хотел было вернуть ей стакан, а она вдруг притянула его за шею к себе и поцеловала. Все это время он по какой-то непонятной причине так ни разу и не нашел в себе сил посмотреть ей прямо в лицо, а когда попытался это сделать сейчас, то не увидел ничего, разве что волосы и еще что-то смутное, какое-то размытое. Она сунула руку вниз, и он ощутил, как дрожат у него ноги. Ощущение становилось все более остро-болезненным, почти таким же, как тогда, когда он, выкручивая перегоревшую лампочку, прикоснулся к контактам патрона, а тот был под напряжением. Потом он так и не мог вспомнить, как они оказались на ковре — ощущение было такое, словно ему на голову обрушился водопад. Он помнил только, как вошел в нее, пылающую жаром, и как снова и снова ударялся головой о ножку кушетки. Он почти добрался до Черч-авеню, где ему нужно было пересаживаться с надземной линии Кал вер на свою, когда осознал, что она так и не взяла у него три доллара, а он и не помнил, как согласился забрать щенка, и теперь у него на коленях стояла небольшая картонка, внутри которой попискивал щенок. Щенок вдобавок скреб когтями по картону коробки, и от этого у него по спине пробегали мурашки. Женщина, как он сейчас припомнил, проделала в крышке пару отверстий, и щенок то и дело высовывал оттуда нос.

Мать даже подпрыгнула, когда он развязал веревку и щенок отбросил крышку и, тявкая, вылез наружу. «Что это он делает?!» — завопила она, подняв руки, словно кто-то нападал на нее. К этому времени он уже перестал бояться щенка и взял его на руки, позволил ему лизнуть себя в лицо, и при виде этого мать немного упокоилась. «Он голодный?» — спросила она и продолжала стоять на том же месте, приоткрыв рот, готовая ко всему, когда он снова опустил щенка на пол. Он ответил, что щенок наверняка хочет есть, но, считает он, ему нужно давать только какую-нибудь мягкую пищу, хотя у малыша имеются зубки, маленькие, но острые, как иголки. Она достала творожный сыр и положила маленький кусочек на пол, однако щенок лишь понюхал его, а потом описал. «Боже ты мой!» — вскричала она и быстренько принесла обрывок газеты, чтобы промокнуть лужицу. Она наклонилась над щенком, и он вспомнил о пылающем жаре той женщины, ему стало стыдно, он замотал головой. Тут ему внезапно вспомнилось, как ее зовут — Люсиль, — она сообщила ему свое имя, когда они лежали на полу. В тот самый момент, когда он входил в нее, она открыла глаза и сказала: «Меня зовут Люсиль». Мать принесла миску со вчерашней куриной лапшой и поставила ее на пол. Щенок поднял лапку и перевернул миску, разлив суп по полу. Из этой лужицы он и принялся лакать, жадно слизывая суп с линолеума. «Он любит куриный суп!» — радостно воскликнула мать и тут же решила, что ему, вполне вероятно, понравится и вареное яйцо, и немедленно поставила на огонь кастрюльку с водой, чтобы сварить его. Щенок почему-то решил, что именно за нею он и должен все время следовать, и стал семенить сзади, туда и обратно, то к плите, то к холодильнику. «Он ходит за мной!» — счастливо смеялась мать.


На следующий день по пути из школы домой он зашел в магазин скобяных товаров и купил для щенка ошейник за семьдесят пять центов, а мистер Швекерт за те же деньги дал ему кусок бельевой веревки — в качестве поводка. Каждый вечер, засыпая, он извлекал Люсиль из глубин памяти, словно сокровище из шкатулки с драгоценностями, и раздумывал, не стоит ли ей позвонить и, может быть, снова встретиться. Щенок, которого он назвал Ровером, кажется, с каждым днем заметно прибавлял в весе и росте, хотя пока что не выказывал никаких признаков того, что вырастет в настоящего бульдога. Отец мальчика считал, что Ровера следует держать в подвальном этаже, но тому внизу было слишком одиноко, и он тявкал и скулил не переставая. «Он скучает по своей матери», — сказала мать, так что каждый вечер мальчик начинал с того, что устраивал щенка в подвале, на куче тряпок в старой бельевой корзине, и когда тот начинал выть и гавкать, мальчику разрешалось взять его наверх и устроить спать на другой куче тряпья в кухне, после чего все были счастливы вновь обрести тишину и покой. Мать попыталась выгуливать щенка по тихой улице, где они жили, но он все время запутывал веревку вокруг ее лодыжек, а поскольку она боялась на него наступить, ей приходилось до полного изнеможения таскаться за ним следом, выписывая разнообразные зигзаги. Мальчику, когда он смотрел на Ровера, часто виделась Люсиль, не всегда, но часто, и он при этом снова ощущал ее пылающий жар. Он частенько сидел на ступеньках крыльца и, поглаживая щенка, думал о Люсиль, о том, что у нее между бедрами. Он так и не мог точно вспомнить ее лицо, помнил только длинные черные волосы и ее сильную шею.

Однажды его мать испекла шоколадный торт и поставила его на кухонный стол остывать. Тот был по крайней мере дюймов восьми в толщину, и он знал, какой потрясающий у него вкус. Он много рисовал в те дни, картинки с изображением вилок и ложек, сигаретных пачек, китайской вазы матери с нарисованным на ней драконом — все, что угодно, все, что имело интересные формы. Вот он и поставил торт на соседний стул возле стола и некоторое время так рисовал, а затем встал и вышел за чем-то и задержался, любуясь тюльпанами, которые высадил прошлой осенью и которые только что начали всходить. Потом ему понадобилось разыскать новый бейсбольный мяч, он куда-то засунул его прошлым летом, и мяч, он был в этом уверен, даже совершенно уверен, должен теперь валяться в подвале, в картонной коробке. Он вообще-то никогда толком не рылся в этой коробке, не добирался до самого ее дна, потому что вечно отвлекался, обнаружив там нечто, что прежде засунул в нее и напрочь об этом забыл. В подвал он пошел не из дома, а через наружную дверь, расположенную под задним крыльцом, и тут его внимание привлекло грушевое дерево, посаженное им два года назад. На одной из его тоненьких веточек он разглядел что-то, похожее на бутон. Его это очень удивило, и он ощутил гордость от такого успеха. Он купил этот саженец на Корт-стрит и заплатил за него тридцать пять центов, да еще тридцать за саженец яблони, посаженный футах в семи от груши, чтобы когда-нибудь потом между ними можно было бы вешать гамак. Пока что они еще очень тоненькие и хрупкие, но, может быть, в следующем году. Он любил смотреть на эти два деревца — он посадил их сам, и ему казалось, они каким-то образом знают, что он смотрит на них, и даже сами на него смотрят. Задний двор заканчивался деревянным забором высотой в десять футов, забор огораживал поле Эразмус-филд, здесь по уик-эндам играли полупрофессиональные и местные дворовые бейсбольные команды — «Дом Давидов», «Черные янки» да еще одна, в состав которой входил «Сумка» Пейдж, известный на всю страну как один из лучших питчеров, вот только он был негр и, конечно же, не мог выступать в Высшей лиге. Все игроки «Дома Давидова» носили длиннющие бороды — он никогда не мог понять зачем; может быть, они были ортодоксальными евреями, хотя по их виду того не скажешь. Чрезвычайно высокий бросок в аут мог занести мяч в их двор, и именно такой случайно влетевший к ним мяч ему и вздумалось сейчас отыскать в подвале: весна уже наступила, на улице становилось все теплее. Спустившись в подвал, он нашел коробку и тут же поразился, какими остро наточенными оказались его коньки, и вспомнил, как у него когда-то были специальные тиски, куда коньки можно было зажимать один рядом с другим, чтобы одновременно обрабатывать точильным камнем оба лезвия. Он отложил в сторону рваную рукавицу полевого игрока, за ней перчатку хоккейного вратаря, пара от которой, как он помнил, была утеряна, несколько карандашных огрызков и пачку цветных мелков, а также маленького деревянного человечка, человек махал руками вверх-вниз, когда его дергали за веревочку. Потом он услышал, как щенок наверху гавкает — лай был какой-то не совсем обычный, он все лаял и лаял, и звук был очень высокий и громкий. Он побежал наверх, а тут и мать поспешно спустилась в гостиную со второго этажа, полы халата развевались позади нее, выражение лица было испуганное. Он услышал звук щенячьих когтей по линолеуму и бросился в кухню. Щенок носился кругами и вскрикивал, будто от боли, и мальчик тут же заметил, как раздулось у него брюшко. Торт лежал на полу, и большая часть отсутствовала. «Мой торт!» — закричала мать и подняла блюдо высоко вверх, словно желая уберечь от прожорливого щенка, хотя от торта уже почти ничего не осталось. Мальчик попытался поймать Ровера, но тот проскочил в гостиную. Мать неслась за ним с воплем: «Мой ковер!» Ровер продолжал бегать, теперь более широкими кругами, поскольку места здесь было больше, морда у него была в пене. «Звони в полицию!» — крикнула мать. Щенок вдруг упал на бок, судорожно хватая воздух и с каждым выдохом издавая слабый писк. Поскольку у них никогда раньше не было собак и они понятия не имели о существовании ветеринаров, он, заглянув в телефонный справочник, нашел номер Общества защиты животных и набрал его. Он боялся сейчас даже прикоснуться к Роверу — щенок угрожающе щелкнул зубами, когда он подошел слишком близко, да к тому же у него вся мордочка была в пене. К их дому подъехал фургон.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация