Книга Присутствие. Дурнушка. История одной жизни. Ты мне больше не нужна, страница 109. Автор книги Артур Миллер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Присутствие. Дурнушка. История одной жизни. Ты мне больше не нужна»

Cтраница 109

— Но не дух.

— Да! — согласно кивнула Лукреция, но дала мадам возможность продолжить.

— Я уверена, что вы согласитесь, — сказала мадам, — что дух в основе своей формируется достаточно рано. По сути дела, он с самого начала знает все, что когда-либо будет знать.

— Тогда какой смысл жить?

— Потому что мы должны жить. Вот и все.

— Я бы не назвал это сильным аргументом, — проговорил Джозеф.

— Может, это и впрямь не слишком сильный аргумент, — внезапно вмешалась Клеота.

Джозеф обернулся к ней, потрясенный мрачной серьезностью ее высказывания. И подумал, а понимает ли Стоу, что она настолько безнадежна. Но тут же остановил себя — это всего лишь слова, она просто в своем обычном репертуаре, толерантная, ко всему терпимая. Вот этого он никогда не мог понять — они со Стоу могли глубоко сочувствовать какому-нибудь делу и тем не менее оставаться в самых дружеских отношениях с людьми, которые рьяно стояли зато, против чего они восставали. Жизнь для них была своего рода игрой, в которой человек обязан до такой степени верить во что-то, что должен быть готов за это страдать. Ему сейчас очень хотелось найти подходящий предлог, чтобы уехать, а не сидеть тут с этими тремя старыми, замотанными клячами и спорить по поводу духов.

— Я совершенно согласна с тем, что мы все время чему-то учимся, — продолжала Клеота, открыто демонстрируя поддержку Джозефу. — Не знаю только, то ли мы учимся тому, что подсознательно знали и раньше, или же это все время что-то новое. Но думаю, мы учимся.

Как же она восхитительно прямодушна! Джозеф подхватил эстафетную палочку, которую она неожиданно ему передала, и вновь атаковал женщин:

— Что меня всегда раздражает, так это то, как люди издеваются над наукой и разумом, над здравомыслием и вообще над рациональным подходом к жизни, однако, когда они отправляются в более, так сказать, примитивные страны вроде Мексики или Сицилии или куда-то еще, где все еще верят в могущество духов, они все же никогда не забывают сделать прививку от холеры и тифа!

В голосах мадам Ливайн и Лукреции отчетливо звучала насмешка, и он покраснел от гнева. Лукреция выкрикнула:

— Да это не имеет ничего общего с…

— Именно в этом все дело! Если вы верите во что-то, то обязаны жить в соответствии с этой верой, а иначе это просто болтовня! Нельзя утверждать, что мы ничему не учимся, а потом беззастенчиво пользоваться плодами того, чему научились. Это… это… — Он хотел сказать «ложь».

— Да ла-а-адно вам, Джо, — протянула Лукреция, глядя на него терпеливо и спокойно. Он сейчас напоминал ей собственного мужа, доказывающего с помощью разных махинаторских аргументов, что она вовсе не несчастна. — То, о чем мы толкуем, просто из иной сферы бытия. Вы лет на десять отстали от современности. Никто вовсе не ставит под сомнение науку и здравый смысл; просто они не дают понимания внутренней цели, точки приложения усилий, ради которой стоит жить. Они просто оставляют человека в полном одиночестве.

— За исключением того, что единственные люди, какие мне когда-либо встречались, из тех, кто считает себя частью международного, всемирного сообщества, были ученые. Они единственные, кто никогда не остается в одиночестве.

— Да полно вам, Джо, какое это вообще имеет значение!

Он был в ярости.

— А такое. Они живут не только для себя, они служат великому делу!

— Какому, Господи помилуй?!

— Какому? Да спасению человечества отболи, делу борьбы с бедностью.

— Но мы же не можем все заниматься борьбой с бедностью, Джозеф. Ну вот чем мы сейчас занимаемся? Мы просто говорим о совершенно разных предметах. — И она посмотрела на Джозефа, ища подтверждения своим словам, которые звучали для него полным абсурдом.

— Меня не волнует, прав я или не прав, — сказал он уже спокойно. Но его надежды на помощь Клеоты опять испарились; она по-прежнему оставалась для него полной загадкой. Ничто для нее не имело особенного значения. Ему внезапно ударила в голову мысль, что всякий раз, когда он сюда приезжает, у него здорово портится настроение. И именно поэтому он всегда уезжает отсюда с ощущением зря потраченного времени — эти люди просто живут в своем, придуманном ими мирке и не стремятся ни к славе, ни к каким свершениям, достижениям или открытиям, не жаждут никаких взрывов и всплесков света и звука, которые придадут им новый импульс, вознесут на более высокую орбиту.

И тем не менее, что совершенно необъяснимо, когда его выгнали из университета за отказ распрощаться с левацкими загибами юности, она несколько месяцев подряд с негодованием толковала только об этом, звонила, чтоб узнать, как у него дела, и даже некоторое время уговаривала его уехать жить за границу в знак протеста против подавления инакомыслия в Америке.

Мадам и Лукреция, очевидно, уже считали, что успешно его добили, и эта уродина даже осчастливила его добрым взглядом.

— В конце концов, все это не имеет никакого значения. Вы все равно очень хороший писатель.

Этот ее палец, направленный на него, заставил Джозефа и Клеоту рассмеяться, и он сказал:

— Я, однако, не ставлю под сомнение интуицию. — Клеота засмеялась еще громче. — Погодите, — продолжал он, — я сейчас стану к ней подлизываться. — И Клеота засмеялась еще громче. Его резкость всегда развлекала ее, но сейчас во всем этом было нечто новое; в его страстной защите своих идей, идей, которые она понимала, но не считала незаменимыми, она ощущала живую, исполненную плоти связь с некоей внешней силой, которая невидимым императивом направляла всю его жизнь. Он просто должен был сказать то, что сказал, верить в то, во что он верил, с ним было бесполезно искать компромиссы, и все это говорило о его преданности своим идеалам, неотличимой от любви.

Она залпом проглотила полстакана виски, глядя поверх голов гостей на зеленоватое пятно лунного света на мокрых стеклах окна. Продолжающийся спор звучал как бы в атмосфере планетарного безмолвия; ей показалось, она куда-то уплывает. Единственное, что ее тревожило, это то, что разговор потихоньку замирает и скоро они все разъедутся. Она подлила виски Джозефу, который стучал по столу ладонью.

— Я не ставлю под сомнение интуицию, — повторил он. — Я работаю с ее помощью. И ею зарабатываю себе на хлеб. — Внезапно его озарило: — Я вам вот что скажу, мадам Ливайн. Я происхожу из старинной семьи сплошных суеверных идиотов. У меня была одна тетушка, понимаете, и она умела гадать, предсказывала судьбу…

Клеота взорвалась хохотом, высоко подняв руки и согнувшись от смеха пополам. Лукреция сперва улыбнулась, пытаясь не расхохотаться ради спокойствия мадам, но тоже заразилась этим настроением, а потом к ним присоединилась и мадам, очень неохотно, и Джозеф, с глупой улыбкой, оглядев этих трех истерически хохочущих женщин, спросил:

— В чем дело?

Но никто не нашел в себе сил ответить ему, и его самого увлек этот поток; и, как всегда бывает в подобных случаях, одному достаточно было посмотреть на другого, чтобы разразиться новым приступом сумасшедшего хохота. А когда они несколько успокоились и могли услышать, что он говорит, он сказал Клеоте:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация