Наступало утро. Из окна ванной комнаты он глядел на великолепный вид снаружи. Увидел слева море, серое, бесцветное, поблескивающее под белеющим небом.
Напротив и справа вздымались утесы, закрывая океан и преграждая путь ветрам. Они тянулись на север.
Кто-то может быть там, на этих утесах, это Феликс Нидек, следящий, ждущий отмщения за погибшего стража.
Нет. Будь Феликс рядом, разве пришел бы сюда страж? Он ясно показал, что боится предстоящей встречи с тем, кто назначил его стражем, и что намерен «уничтожить» ошибку прежде, чем случится эта встреча.
А если Феликс Нидек все еще жив, почему же он допустил, что его смерть признали юридически и его собственность отошла другому?
Слишком много вариантов.
Надо подумать о хорошем. Ты ничего не оставляешь на месте убийства. Совершенно ничего. На этот счет теперь можно не бояться. Нет угрозы ни тебе, ни Лауре от остального «мира». Ну, почти. Есть еще результаты вскрытия Мерчент, так ведь? Результат их интимной близости, до того, как его ДНК начала меняться. Но имеет ли это какое-то значение, если у них нет ничего, абсолютно ничего, с мест убийств? Мысли начали, путаться.
Ройбен сложил руки на груди и сосредоточился на желании превращения. Желал его изо всех сил, чувствовал, как пошел жар в висках, как быстрее застучал пульс в ушах. Превращайся, сейчас, оставь меня, растворись во мне и вне меня.
И оно началось, так, будто его тело подчинилось ему, будто сила признала его главенство. Он едва не расплакался, радуясь этому небольшому достижению. По телу поползла волна удовольствия, размягчая, одурманивая. Шерсть начала опадать, по телу пошли судороги, он вздрогнул от божественного ощущения, хоть сейчас он и превращался в обычного человека.
Лаура ждала его, читая книгу. Маленькую книгу Тейяра де Шардена, ту, что подарил Феликсу Маргон. Ройбен нашел ее в кармане куртки, когда переносил вещи из старой комнаты Феликса.
— Ты видела надпись? — спросил он. Она сказала, что нет.
Он открыл третью страницу и поставил книжку перед ней.
Милый Феликс,
За тебя!
Мы это пережили;
Сможем пережить все что угодно.
С поздравлениями,
Маргон
Рим '04
— Как думаешь, что это значит: «Мы это пережили; сможем пережить все что угодно»?
— И представить не могу.
— Для меня эта книга в любом случае означает, что Феликс склонен размышлять над вопросами теологии, что он человек, которого интересует судьба души.
— Может, да, может, нет.
Она обняла его и мягко повлекла к кровати.
— Сил никаких нет, — сознался он.
И они легли, обнявшись. Забрались под одеяло и уснули.
23
Джим приехал ближе к вечеру.
Ройбен гулял в лесу с Лаурой. Они не нашли там ни машины, ни рюкзака, ничего, что было бы связано со странным существом, напавшим на них вчера. И до сих пор так и не поняли, как он смог попасть в дом.
Утром он снова обыскал все чердачные помещения, но тщетно. Все спальни и остальные комнаты, по всем четырем сторонам дома. Все замки на первом этаже были закрыты. Он поклялся себе, что теперь они будут включать наружную сигнализацию даже тогда, когда они дома.
Джим ухитрился на один вечер отпроситься из храма Святого Франциска, что с ним случалось крайне редко. Предотвратил тем самым приезд Грейс, Фила и Селесты, пообещав, что сам съездит и выяснит, почему Ройбен не отвечает на звонки на мобильный, письма по электронной почте, все ли «в порядке». У него было немного времени, чтобы поужинать с ними, пораньше, но потом ему надо было отправляться обратно домой.
Признаться, Ройбен был рад его видеть. Джим был в полном облачении, и Ройбен обнял его так, будто они год не виделись. И действительно, так оно и ощущалось. Совершенно ужасно. Совершенно ужасно было ощущать свою разделенность с родными.
После поверхностной экскурсии по дому они взяли кофейник с кофе и пошли в восточную утреннюю столовую, рядом с кухней, и сели, чтобы поговорить.
Лаура поняла со слов Ройбена, что это будет «исповедь», поэтому отправилась наверх, чтобы сесть за компьютер и ответить на письма. Она выбрала ближайшую к главной спальне комнату, в западном направлении, в качестве кабинета. Они все устроят как можно скорее. Пока что она просто принесла туда свои книги и бумаги. Комната вполне ее устраивала, с видом из окон на море и поросшие лесом утесы.
Ройбен глядел, как Джим извлекает небольшую пурпурную столу, чтобы обернуть ее вокруг шеи и выслушать исповедь.
— Не кощунственно ли мне просить тебя делать это? — спросил Ройбен.
— Обращайся к Богу с наилучшими помыслами, — спокойно ответил ему Джим.
— Благослови меня, Отче, ибо я согрешил, — начал Ройбен. — Я пытаюсь найти путь к раскаянию.
Он поглядел в восточное окно, на густую дубовую рощу, рядом с секвойями. Толстые серые деревья, изогнутые и узловатые, земля под ними, покрытая желтыми, зелеными и коричневыми листьями, плющ, оплетающий толстые стволы и уходящий вверх, по раскидистым ветвям.
Дождь кончился перед рассветом. Сквозь редкие ветви дубов и оставшиеся на верхушках листья просвечивало голубое небо. С запада протянулись теплые лучи солнца, освещая косыми лучами тропинки меж деревьев. Ройбен затерялся в своих мыслях сразу же, как поглядел туда.
Потом повернулся, оперся локтями на круглый дубовый стол. И, уронив лицо в ладони, начал говорить. Рассказал Джиму все, что произошло, абсолютно. Рассказал про странное совпадение с именами Нидек и Спервер. Изложил все, до мелочей, самых ужасающих.
— Не могу сказать тебе, что я желаю лишиться этой силы, — сознался он. — Не могу и объяснить, что это значит, нестись сквозь лес, будучи этим зверем, созданием, которое может пробежать на четырех не одну милю, а потом мгновенно забраться на дерево, на десятки метров вверх, существо, которое с такой легкостью может удовлетворить свои потребности…
Джим лишь кивал, терпеливо ожидая всякий раз, как Ройбен делал паузу, давая знак продолжать.
— Любой другой опыт бледнеет перед этим, — сказал Ройбен. — Я так тоскую по тебе, по маме и Филу, так тоскую! Но все бледнеет перед этим.
Он описал, как пожрал пуму, как это было — находиться в гнезде между небом и землей, в безопасности, когда внизу кружат молодые пумы. Как ему хотелось взять туда Лауру, в эту обитель.
Джим подождал, а потом аккуратно вернул разговор в прежнее русло, к тому, что Ройбен узнал от стража.
— Значит, теперь ты знаешь, что это такое, — сказал Джим. — Есть «другие», и в числе этих других может оказаться Феликс Нидек, но ты не знаешь этого в точности. Этот человек, Маргон Спервер, он тоже может оказаться Морфенкиндом, а имена могут быть выбраны намеренно, для отвлечения внимания. Ты подозреваешь это. У этих существ есть своя терминология — Хризма, Морфенкиндер, а это означает, что за ними стоит традиция, которой уже немало лет. То создание намекнуло на то, что они здесь уже давно. Тебе известно, что сыворотка роста, которая превратила тебя в это существо, может вызвать болезнь или убить, но ты выжил. Ты знаешь, что твои клетки изменились таким образом, что, будучи отделены от жизненной силы твоего организма, они разрушаются. А когда иссякает эта жизненная сила, то разрушается все тело. И что по этой причине власти не могут установить, кто ты такой.
