— Да, — ответил Стюарт. — Совершенно точно.
— Что ж, тогда вернемся к повествованию, в котором оба мы пытаемся найти крупицы бесценной истины.
К счастью Маргона Безбожника, никто не собирался проливать кровь царя-еретика. Маргона Безбожника просто выставили за городские стены, дав ему возможность уйти самому, с мехом воды и посохом.
Достаточно будет сказать, что я очутился в Африке. Прошел через территорию нынешнего Египта, вдоль берега, а затем попал на странный остров, где жили миролюбивые, всеми презираемые люди.
Их даже сложно было бы назвать человеческими существами в полном смысле слова. В те дни никто не принял бы их за людей. Но они были человеческой расой, видом человека, и жили одним дружным племенем. Они приняли меня к себе, кормили меня, дали мне одежду, если можно было назвать одеждой то, во что они одевались. А когда на них напали, то я решил, что все мы погибнем. Эти мужчины и женщины были больше похожи на обезьян, но у них был язык, на котором они говорили, и они были способны на любовь.
Сами по себе они жили в полнейшей гармонии. Но их врагом был Человек разумный, жестокий, вооруженный примитивными каменными топорами и метательными копьями. Враги бешено хотели уничтожить презренного врага, просто ради забавы.
Я думал, что все кончено. Эти примитивные обезьяноподобные создания никогда не смогли бы выстроить оборону против такого жестокого и умного врага. А учить их защищать себя у меня не было времени.
Однако я ошибался.
Враги высаживались с лодок, а люди племени принялись бешено танцевать в хороводе и вызвали в себе превращение. Конечности удлинились, выросли клыки, густая волчья шерсть — все, что вы сами не раз видели, все, что вы, мальчики, испытали на себе. Все племя, и мужчины, и женщины, прямо у меня на глазах превратилось в чудовищ.
Превратилось в стаю воющих и рычащих псов. Я никогда такого не видел. Ни до того, ни после того. Они опрокинули врагов, разгромили, загнали в море, раздирая на куски, разломали на части их лодки когтями и зубами. Поймали врагов, всех до единого, и съели вражескую плоть до последнего кусочка.
А потом они снова превратились в тех, кем были, — миролюбивых и глуповатых обезьяноподобных людей. Сказали мне, чтобы я не боялся. Они всегда распознавали врага по запаху зла. Они уловили его еще до того, как лодки появились на горизонте. Они не стали бы делать такого ни с кем, только с врагами. Эта сила была дарована им богами, чтобы защищаться от остальных, столь злых, что они готовы разрушить их мирное существование безо всякой на то причины.
Я прожил с ними два года. Я желал этой силы. Как я уже говорил, я пил их мочу, их кровь, их слезы, все, чем они соглашались со мной поделиться. Мне было плевать. Я спал с их женщинами. Я принимал семя их мужчин. Я торговался с ними, отдавая за их драгоценные выделения крохи своей мудрости, давая хитрые советы, подталкивая их к изобретениям, которые они бы еще долго не сделали, находя решения проблем, которые не могли найти они.
Всякий раз, когда они совершали превращение, я делал все, что мог, чтобы получить от них укусы, слабые. Они находили это очень смешным и несколько недостойным, но они были в восхищении от меня, поэтому соглашались.
И за все это время я ни разу не видел, чтобы они использовали свою силу во зло.
Был еще один повод, совершенно очевидный, когда они вызывали в себе превращение, — чтобы наказать нарушителя закона, чаще всего — убийцу. Таких они считали самыми худшими из предателей, разрушающими мир на острове.
Опять же, они легко определяли преступившего закон по запаху. Окружали его, танцевали, вводя себя в безумие, превращались и пожирали виновного. Насколько я мог понять, они ни разу не ошиблись в этом, и я не раз видел, как наказывают виновного. Для них все это казалось очень простым. Они были просто не в состоянии пролить кровь невинного. Боги наделили их силой лишь ради уничтожения зла, в этом они не сомневались. Поэтому находили очень забавным то, что я хочу овладеть силой, что я думаю, что смогу вызвать это в себе.
Он закрыл глаза и прижал пальцы к переносице, а потом открыл глаза, и поглядел перед собой с потерянным видом.
— Были ли они смертны? — спросила Лаура. — Умирали ли они?
— Да, действительно, очень даже смертны, — ответил Маргон. — Постоянно умирали от такого, от чего их с легкостью вылечили бы мои дворцовые лекари. Загноившийся зуб, который надо было вырвать, сломанная нога, неправильно сросшаяся, с последующим заражением. Да, они были смертны. И они считали меня самым выдающимся волшебником, поскольку я мог лечить некоторые болезни и травмы. В их глазах это было великой силой.
Он снова замолчал.
Тибо, до этого шутливо говоривший, что не хочет слушать, сейчас внимательно слушал Маргона, зачарованный, будто никогда не слышал от Маргона этих подробностей.
— Так почему же они обратились против тебя? — спросил он. — Ты никогда не рассказывал.
— Все то же самое, — ответил Маргон. — За два года я достаточно выучил их примитивный язык, достаточно, чтобы сказать, что не верю в их богов. Я желал обрести силу. А сила не приходит от богов. Пойми, у них не было такой сложной религии, как в городах, построенных среди плодородных земель. Не было сложной системы храмов, сбора податей, этих проклятых алтарей. Но у них были боги.
Они всегда были добры ко мне и с удовольствием учились у меня тому, что я мог дать им. Они смеялись над моим желанием обрести силу, как я уже говорил, над самой мыслью о том, что ее можно обрести. Ты не можешь получить то, что не дали тебе боги, говорили они. Боги дали силу им, но не другим, таким, как я.
Но теперь, когда они окончательно поняли мое неверие в их богов, всю глубину и еретичность моих попыток обрести силу, они объявили меня нарушителем закона, худшим из всех возможных. Окружили меня и в бешеном танце совершили превращение.
Для них это было нелегко. Не все из них согласились на такое. Некоторые остались в стороне. Некоторым я спас жизнь, некоторым вылечил больных детей. И тогда я воочию увидел, как трудно этим ужасным созданиям принести вред невиновному. Не знаю, какой запах они чуяли тогда, сходясь на меня, и никогда не узнаю.
Но я знаю, какой запах почуял я, — мерзкий, кислый запах, запах злобы, угрожающей моей жизни. И они накинулись на меня, словно волки.
Если бы они растерзали меня, как делали они с врагами и преступниками, то на этом бы и закончилась вся история. Мое путешествие во времени прекратилось бы, окончившись, как у любого смертного. Но они этого не сделали. Что-то сдерживало их, остатки уважения, восхищения или неверие в свою правоту.
Вполне вероятно, что после тех легких укусов, которые я получил от них ранее, после тех телесных соков, которые я принял в себя, в моем теле выработался мощный иммунитет, огромный запас жизненной силы, который позволил мне выжить после их нападения.
Меня искусали с головы до ног, и я пополз в джунгли, чтобы умереть там. Это было худшее из мучений, пережитых мной когда-либо. Я был зол, взбешен, что моя жизнь окончится вот так. Они решили, что я наверняка умру. Я тоже так думал. Но им не хватило решительности прикончить меня. Они танцевали вокруг меня, то приближаясь, то отходя, спереди, сзади, по бокам. Превращались обратно в свои обычные тела и проклинали меня.
