Самолет снова кренится, и Кала понимает, что один двигатель отказал полностью. Стюардесса на откидном сиденье кричит.
– Заткнись! – рявкает Кала, выбираясь из-под мертвого офицера.
Но стюардесса не слушает и продолжает кричать.
– Возьми себя в руки и заткнись! – повторяет Кала.
Она не слушает.
Кала направляет на нее пистолет. Стюардесса поднимает руки, и Кала выпускает три коротких очереди. Визг прекращается. Самолет начинает падать. Кала выходит на середину бортовой кухни, упирается руками в двери туалета – осторожно, чтобы не уронить «глок», – и выглядывает в салон. Никто не заметил, что произошло. Все слишком испуганы, слишком сосредоточены на неминуемо надвигающейся гибели. Даже тот странно знакомый парень не смотрит в ее сторону. Кала видит только верхнюю часть его головы: он запрокинул лицо, будто говорит с Богом, о чем-то просит, молится. Молятся все.
Из динамиков раздается голос капитана:
– Дамы и господа, не поддавайтесь панике. Мы потеряли один двигатель, но конструкция самолета А340 позволяет летать всего на двух. Мы находимся в двухстах сорока восьми морских милях от побережья Омана и получили разрешение на экстренную посадку на ближайшей военной базе. Я повторяю, неподдава…
Его перекрывает очень низкий скрежещущий звук, за которым следует медленное «вомп-вомп-вомп», сотрясающее весь фюзеляж и отдающееся дрожью в груди. Громкая связь все еще включена, из колонок доносятся звуки сигналов об опасности в кабине экипажа.
– Господи, спаси нас! – восклицает пилот и отключается.
Нос самолета клонится вниз, высота начинает падать очень быстро. Кала с трудом открывает дверь туалетной кабинки, заходит внутрь, закрывает и запирает дверь. Садится на закрытый унитаз и готовится: дышит, думает, пытается сохранять спокойствие. Нет, она не проиграет Последнюю Игру таким позорным образом. Она – в хвосте самолета.
Отсюда слышно, как меняется воздушный поток, когда опускаются закрылки. Они сядут на воду. При авиакатастрофах хвост – лучшее место. Приходится приложить немало усилий, чтобы успокоить дрожь, вспомнить и применить все, чему ее учили, – но Кала справляется.
Она смотрит на себя в зеркало. Она выживет. И победит.
Она молится об удаче и благодарит своих наставников за все, что они ей дали. И особенно – за способность держать себя в руках перед лицом катастрофы.
Самолет падает.
Они ударятся об воду меньше чем через 60 секунд.
«Благословение небу.
Благословение звездам, и жизни, и смерти.
Благословение небу».
Элис Улапала
Австралия, Дарвин, бар на Граб-стрит
Элис сидит в баре на одной из улиц Дарвина. Когда упал метеорит, она гостила у своей тетушки в Коффин-бэй, но теперь вернулась в родной город. Бар почти пуст, как и обычно: никого, кроме бармена и какого-то парня, привалившегося к стойке, – должно быть, перебравший турист. Он явно не в курсе, что это за бар и кого здесь обслуживают. Но Элис он не мешает, а ее сородичи не обижают гостей. Потягивая пиво из заиндевевшего стакана, она неразборчиво что-то пишет на салфетке.
Все те же слова, те же буквы и цифры, снова и снова:
How he likes other almonds scarcely serves Caesar's actions
HHLOASSCA.
8 8 12 15 1 19 19 3 1
Элис чертит линии и пиктограммы, но ничего не складывается. В конце концов она рисует кролика и негромко фыркает, подражая звуку выстрела. Элис представляет, как охотится на кролика в Большой Песчаной пустыне. Она предпочла бы заниматься именно этим: идти вперед, ночевать под открытым небом, свежевать змей. И не решать никаких математических задач.
– Что за идиотизм. Бред, бред и еще раз бред. Не будь ставки так высоки, я бы вышла из Игры.
– Пиво достаточно холодное? – спрашивает ее бармен.
Его зовут Тим, и Элис давно с ним знакома. Он – один из привилегированных членов Линии, который знает все о Последней Игре. Она уже показала ему на всякий случай эту бессмысленную фразу, но Тим, как и она сама, не любитель загадок.
Элис поднимает голову:
– Пиво отличное.
Тим кивает, улыбается:
– Холодное пиво обычно помогает мне думать.
– Мне тоже, – говорит Элис, отпивая глоток из своей кружки. – Но с этим действительно придется повозиться.
– С чем? – спрашивает турист, отрывая взгляд от матча на экране единственного в баре телевизора. У парня американский акцент. Он вытягивает шею, чтобы рассмотреть салфетку Элис.
– С загадкой, которую мне нужно решить, – отвечает Элис.
– Загадка? Что-то типа кроссворда? – Парень слезает со стула и подходит ближе. Кожа у него белая, как рис, волосы рыжие, глаза зеленые. На носу – очки.
– Нет. Но слова тут тоже есть, – Элис переглядывается с Тимом, тот пожимает плечами. – Вот. Смотрите.
Она пододвигает салфетку к туристу по барной стойке.
Тот внимательно изучает ее каракули, подносит салфетку к глазам и спрашивает:
– Ну и где слова?
– Там, наверху, фраза.
– How he likes other almonds scarcely serves Caesar's actions?
– Да. Оно меня с ума сводит. Честно тебе скажу, братишка, я легко могу надрать задницы целой команде футболистов, но с этим никак не могу справиться.
Турист хихикает и смотрит на нее:
– Похоже, ты и вправду на это способна.
– А я и не шучу, – Элис отставляет кружку. – Пару дней назад я прикончила двоих в Китае. Спасла индийскую девочку.
– Серьезно?
Элис улыбается, отчего ее слова опять сходят за шутку:
– Серьезно, чертовски серьезно.
– Она такая болтушка, дружище, – объясняет туристу Тим, хотя и знает, что Элис говорит правду.
– Ну, я не собираюсь создавать тебе проблем.
Том наполняет их стаканы. Турист тянется к бумажнику, но Тим качает головой:
– За счет заведения.
– Спасибо, – кивает турист и кладет салфетку на стойку.
Свет вечернего солнца струится через затемненные окна.
На стене тихонько жужжит неоновый знак пива «Фостер», но этот звук слышит только Элис.
– А какой приз? – спрашивает турист.
– Что?
– Приз. Что ты выиграешь, если решишь ее?
– А-а. Судьбы мира и все такое прочее. Спасение рода человеческого. Я и весь мой народ будем жить долго и счастливо, а потом попадем в рай. Ну, типа того.
