Отец Эшлинг лежит в этой могиле почти столько же лет, сколько Эшлинг прожила на свете.
Дед сам подготовил Эшлинг. Он научил ее всему, что она знает. Он ползал в грязи рядом с ней, сопровождая внучку во время ее первого убийства. Это задание девочка выполнила той же самой надежной снайперской винтовкой «Бруггер и Томет APR308», что сейчас лежит у ее ног, разобранная и упакованная в узкий черный футляр. То первое убийство и гордость, отразившаяся на лице ее деда, – одно из самых драгоценных воспоминаний Эшлинг. Именно поэтому она, хоть и неохотно, послушалась деда и сразу же вернулась домой. Он велел ей приехать, как только услышал подсказку: Эшлинг продиктовала ему по телефону этот ряд случайных цифр – и ее дед вдруг отозвался таким голосом, каким никогда еще с ней не разговаривал.
Испуганным.
И все из-за этих дурацких цифр, что бы они ни значили, – 19090416.
Потому-то Эшлинг и вернулась в Квинс двумя поездами и четырьмя самолетами. Потому-то она и стоит здесь, измученная путешествием и страстным желанием двигаться дальше, как можно скорее. Она любит деда, но понимает, что для таких людей, как он, время прошло. Наставники выполнили свою задачу.
– Я никогда не рассказывал тебе, как умер твой отец, – внезапно произносит дед.
Эшлинг бросает нетерпеливый взгляд на свои розовые часики на запястье:
– Ты решил сделать это именно сейчас?
– Прежде это не имело значения, – задумчиво отвечает дед. – Но, думаю, Они хотят, чтобы ты знала. Непонятно почему, но хотят.
Эшлинг думает об этом инопланетном существе, о кеплере.
Ей совершенно не хочется гадать о его мотивах, о том, что ему известно и почему. Да она и не обязана. Правила Последней Игры просты: убей или тебя убьют.
– С чего ты взял?
– Из-за этих цифр. Это дата его смерти, только цифры переставлены в другом порядке.
Эшлинг сконфуженно сопит, чувствуя себя круглой дурой: как же она не догадалась, что эти цифры означают дату?!
– А не слишком ли простая шифровка для таких больших и важных инопланетян?
– Как я уже сказал, девочка моя, они хотели, чтобы ты догадалась. Вопрос только в том, зачем это нужно.
– Продолжай, дедуля.
– Твой отец вышел из возраста Игрока, но так и не смог забыть о Последней Игре. Он годами изучал ее. Изучал Их. Пытался во всем этом разобраться.
Эшлинг вспоминает один из первых уроков – тот, который дед вбил ей в голову еще в раннем детстве.
– Нам не дано этого знать, – произносит она. – Будь что будет.
– Да, именно этому я всегда учил тебя, девочка моя, но… – дед поднимает руку. – У твоего отца были кое-какие догадки. В нашем роду его не очень-то жаловали. Тебя вот заделал с чужой, благослови ее небеса. А когда Верховный Совет решил вырастить Игроком тебя, он как с цепи сорвался. Эшлинг насторожилась. Ей никогда еще не рассказывали о родителях так много, а она всегда понимала, что лучше не спрашивать. Но теперь все покровы сорваны.
– Что он натворил?
– Сбежал. Убил при этом тогдашнего Игрока. Забрал камень, принадлежащий тебе по праву рождения, и тебя саму. Ты была совсем крошечной, до избрания тебе оставались еще годы и годы. А он сказал, что хочет разорвать порочный круг.
– Какого черта это значит? Он что, хотел прервать нашу Линию?
Дедушка вздыхает, качая головой:
– Может быть, но я так и не узнал ничего наверняка. Верховный Совет отправил меня на поиски, и я в конце концов разыскал тебя и камень. И навел порядок в нашей Линии.
До Эшлинг не сразу доходит, что он имеет в виду.
– Ты убил его! – восклицает она наконец, и дед кивает. – Своего сына. Твоего отца. Из той же винтовки, которая сейчас лежит у наших ног. Да.
Эшлинг медленно дышит через нос. Она не знает, что об этом думать, не понимает, что делать с этой информацией.
Дед протягивает ей сложенный листок бумаги:
– Вот координаты того места, куда он тебя отвез. И где он умер.
Возможно, они хотят, чтобы ты отправилась туда.
Эшлинг берет бумажку, смотрит на нее. Это где-то в Италии. Она засовывает листок в задний карман:
– Чтобы я отправилась туда и сделала что?
Дед снова качает головой:
– Возможно, тебе надо увидеть, что сделал твой отец. Возможно, ты должна понять то, что понял он.
– Но он не хотел победить! – восклицает Эшлинг, поражаясь собственной жестокости. Внезапно ее охватывает злость на отца – на человека, которого она не помнит. До чего же она него зла! За попытки каким-то образом предотвратить Последнюю Игру. За то, что он втянул ее в это. За эту вину, которую дедушка носил в душе многие годы.
– Нет, – говорит ее дед. – Он хотел понять. Возможно, девочка моя, у тебя выйдет и то, и другое.
Кристофер Вандеркамп
Китай, Сиань, площадь Хуминь, отель «Гран Меркюр», номер 172
Кристоферу звонит консьерж. Сообщает ему, что Кала уезжает. Она вышла из отеля с сумками и направляется в аэропорт.
Еще слишком рано, поэтому Кристофер не волнуется. Вылет через пять часов, так что он успеет в любом случае: даже если пробки будут чудовищными, двух часов на дорогу до международного аэропорта «Сианьян» хватит за глаза. Сара, кстати, тоже за все дела бралась с запасом – лучше подождать, чем опоздать. Может быть, эта привычка – для всех Игроков общая.
Кристофер принимает душ, одевается, собирает небольшую сумку. Он опять оставит в номере большую часть вещей. Они ему не понадобятся, он не хочет их за собой таскать. Пока у него есть паспорт и кредитки, он может делать все, что нужно: переезжать с места на место, останавливаться в гостиницах, искать Сару. Правда, пару дней назад он получил по электронной почте письмо от матери – та сердится и волнуется за него. Но счет пока не заблокирован.
В такси Кристофер включает смартфон и перелистывает фотографии. Сара, они с Сарой вдвоем. Эту коллекцию он начал собирать с 14 лет, когда они учились в восьмом классе. Тогда еще и года не прошло, как они начали встречаться. Страшно подумать, сколько он о ней не знал. У нее была и другая жизнь, в которой ему, Кристоферу, не находилось места: подготовка, которую она проходила, пугающие умения, которыми она овладела, жестокие испытания, которые она выдержала. И все-таки рядом с ним она по-прежнему оставалась Сарой. Той Сарой, которую он всегда любил.
Водитель включает радио, и песня о любви, которая звучит на китайском, возвращает Кристофера к реальности. Он вспоминает, где он и что делает. Он смотрит на очередную фотографию: Сара стоит перед машиной своих родителей, они собираются ехать в Большой каньон. Хотя, скорее всего, они ездили вовсе не в Большой каньон. Еще одна ложь. Следовало бы сердиться на нее, злиться за то, что она лгала ему все эти годы. За то, что она говорила, будто едет в Большой каньон, или в футбольный лагерь, или в музыкальную школу, – а на самом деле тренировалась, чтобы стать безжалостной убийцей. Следовало бы ее бояться. Но Кристофер не боится. Его пугает лишь то, насколько сильно он до сих пор ее любит, – и неважно, кто она, неважно, что она сделала и чего он о ней еще не знает. На фотографии она машет рукой в объектив. Кристофер улыбается.
