– Сейчас они успокоятся, и можно начинать, – шепнул Швед. – Мы с Алексом направо, а вы налево.
Миронов кивнул:
– Патронов не жалеть, нас маловато, нужно сразу как можно больше их людей из строя вывести.
Конечно. Как можно больше. Алекс вздохнул – именно это ему и не нравилось… В книгах, которые он пристрастился читать, все было иначе, там обычно шла речь о гуманизме, о ценности всякой человеческой жизни. Особенно плохим считалось бить в спину. В общем, в книгах все было не так, как в жизни… наверное, поэтому Алексу больше нравились книги. Додумать он не успел – Швед бросился из-за кузова грузовика, пришлось бежать следом. Как всегда – стоило прозвучать первому выстрелу, и в голове возникала звонкая гулкая пустота, ни мыслей, ни чувств. Одни только простые реакции. Стреляешь ты, стреляют в тебя. Кто успеет первым, тот и будет думать после боя о ценности человеческой жизни.
Длинной очередью Алекс срезал двух армейцев у ближайшего окна, потом попытался подстрелить следующую пару, но те уже поняли, что их атакуют с тыла, и бросились в стороны. Алекс дал очередь наугад и, даже не глянув, попал ли, рухнул за груду ящиков. Тут же в его укрытие ударили пули, во все стороны брызнула щепа. Бойцы, хотя и были ошарашены неожиданным нападением, торопились разделаться с новым врагом, пока не подоспели те, кто штурмовал цех снаружи, из-за ограды.
Алекс, пригибаясь, перебежал за ящиками и несколькими короткими очередями накрыл еще одного армейца. Сразу несколько стволов ударили по Алексу, заставив снова затаиться. Где-то рядом загрохотал автомат Шведа. «Таратайка» надсадно ревела двигателем уже совсем близко от наружной ограды. Алекс оглянулся – Миронова не видно, но стрельба идет и в дальнем конце зала. А Ржавый так и остался позади грузовика, причем осторожничает, стреляет совсем редко.
Ворота наружной ограды вздрогнули и обрушились, в проеме показалось обшитое стальными листами рыло «таратайки». Тут же на крыше ухнул гранатомет, в воротах взметнулся столб огня, проем заволокло быстро вспухающими клубами дыма. Алексу некогда было смотреть, хотя через проем цеховых ворот было видно, как развивается штурм. Перебегая к массивной ржавой станине какой-то установки, он успел разглядеть черные фигуры, проскальзывающие справа и слева от замершего броневика. Они стреляли – кто по окнам цеха, кто вверх – на крыше солдат Армии Возрождения было не меньше, чем в здании. Железяка, за которой присел Алекс, загудела от бьющих у нее пуль, он выставил ствол, дал очередь наугад…
Очереди гремели, пули рвали воздух во всех направлениях, били в стены, рикошетили. Миронов оказался слишком далеко от соратников, ему пришлось туго, Ржавый все реже и реже рисковал высовываться из-за грузовика. Потом Алекс разглядел на бегу, что их командир лежит, поджав ноги, и по полу вокруг него расплывается красная лужа.
Черные куртки и каски замелькали над гребнем баррикады в проеме цеховых ворот. Громыхнул разрыв гранаты, кочевников смело обратно во двор. Тем временем Швед перебежками добрался в угол справа от ворот, бросил свой разряженный автомат и схватил стволы, принадлежавшие двум армейцам, которых он застрелил первыми, когда выбежал из-за грузовика. Стреляя с двух рук, он зашагал вдоль стены – сейчас все уцелевшие солдаты были на одной линии, как раз перед ним. Кого настигли пули, кто упал за укрытие. Алекс, воспользовавшись тем, что ответного огня никто не ведет, вскочил и присоединился к Шведу, ведя огонь по затаившимся врагам. Из-за грузовика высунулся Ржавый, а кочевники снова вскарабкались на баррикаду… Еще минута – и цех был в их руках.
Напряжение боя мгновенно ушло, Алекс почувствовал, что сердце бешено колотится, и колени вдруг ослабли. Он сел и опустил автомат на пол перед собой. Поднял ладони – дрожат. А пока стрелял, вроде не дрожали. Бойцы Черного Рынка разбежались по залу, переворачивали застреленных армейцев, подбирали оружие, двое присели рядом Мироновым. Тот ругался и зажимал рану на ноге.
– Что, брат, дрожат? – прогудел над головой Алекса голос Шведа. – Это нормально. У меня, допустим, не бывает этого дела, но вообще для человека без привычки – нормально.
Стрельба снаружи не прекращалась – несколько человек, выбрав укрытия понадежней, следили за засевшим на крыше противником и открывали огонь, если кто-то показывался.
– Батька! – позвал Миронов, которого как раз приподняли, чтобы наложить бинты. – Я здесь!
Батька зашагал через зал, переступая через распростертые тела убитых армейцев, и склонился над раненым:
– Молодцом, Миронов! Отлично сработал.
– Отряд-то мой… все погибли, Батька. Только я да Ржавый и уцелели. Хорошо, проводники помогли нам. Этот вон, – Миронов кивнул, – Швед, так он, считай, половину армейцев сам положил. Очень помогли. И армейцы здесь вскрыли одну каморку, там что-то важное! Алекс вон пленного взял. Тот должен что-то знать о добыче. Ящики такие железные, там бумага и какая-то химия в стекло запакована.
– Вот как? И пленного взяли?
Батька обернулся и смерил проводников долгим взглядом. Алексу показалось, что командир Черного Рынка только старается казаться неторопливым и расслабленным, взгляд-то острый, колючий.
– Мне пулемет обещали, – напомнил Швед. – Только я его не вижу. На крышу, что ли, армейцы мой пулемет уволокли?
– Сперва добычу поглядим, – решил Батька. – Эй, Сивый! Слышь, крикни армейцам на крыше – пусть сдаются. Выхода-то у них нет. Жизнь обещаю, отправлю к Хану, а там – как он скажет… Ладно, Швед, показывай, что вы там добыли.
Швед с Алексом повели Батьку через производственное помещение в заднюю часть здания, где располагались лаборатории и прочие службы. За командиром как бы невзначай увязались двое бойцов. Алекс привел к двери без таблички, показал, где заперли пленного армейца. Батька подобрал с пола несколько листов, поглядел, хмуря лоб и бормоча: «Хан об этом говорил. Это ему нужно доставить, Хан разберется…» Потом изрек:
– Ну вот что, люди. Отпустить я вас теперь не могу. Вы это добро видели, а оно секретное. Побудете покуда с нами.
– Интересное дело получается, – заявил Швед, надвигаясь на Батьку. – Я вам помог, мне за это пулемет был обещан. А вместо благодарности – меня же и под арест?
Батька отступил на шаг, а сопровождавшие его бойцы подняли автоматы. Алекс с тревогой следил за приятелем. Он-то отлично понимал, что с людьми вроде Батьки нужно быть очень осторожным. А понимает ли Швед?
– Это временно, потом отпустим. Хан разберется, – сохраняя прежнее сонное выражение на лице, ответил Батька. – И автоматы свои отдайте. Вам же спокойнее будет. Повторяю: это временно.
– Несправедливо поступаешь, Батька, – рискнул вставить Алекс. Но командир в его сторону даже не глянул. Справедливость волновала Батьку меньше всего.
Швед нагнулся и, звякнув осколками стекла, подобрал с пола листок.
– Из-за этого вот? – Он снова шагнул к командиру кочевников, протягивая лист. – Из-за этих старых бумажек ты нас под арест? Что здесь написано-то? «Вектор»? В чем тут штука? Что за «Вектор» такой? Почему из-за него мне жить спокойно не дают?
